А потом, неизвестно откуда, появился Андрей и привез два ящика краски. Фамилию назвать отказался… Из Дивногорска приехали рабочие и установили сигнализацию. Затем из Норильска передали от тогдашнего мэра Бударгина десять тысяч… Сказали, что услышали о проблемах. Я деньги не взяла, а попросила помочь с подключением сигнализации. Ее подключили, но в этот момент отключили за неуплату телефон… Сколько всего было… Только несколько месяцев спустя после смерти Виктора Петровича власть взялась за дело. Я ездила в Овсянку, смотрела… Но только что теперь говорить, когда все сделали… Красиво. Но со мной никто не советовался.
— К губернатору обращались?
— Сколько ни пыталась – мне говорили, что его нет на месте. От Хлопонина позвонили один раз. Памятник на могиле тогда установили. Из администрации сказали: губернатор поедет на кладбище, так вы приспособьтесь под это время… Я ответила: вы меня так не обижайте… Я ни к кому приспосабливаться не буду. Не тот это случай, чтобы ходить на кладбище, приноравливаясь к графику губернатора. Потом еще раз звонили, но по другому поводу. Сказали: к вам приедет представитель президента Драчевский, так вы с ним, пожалуйста, спокойно поговорите. Я говорю: вы не волнуйтесь, мы с Леонидом Вадимовичем знакомы, он уже у нас бывал раньше. И с ним никаких недоразумений не было... Остерегались, значит, в администрации.
-- А почему же вы тогда не поведали о наболевшем Путину, он же совсем недавно был в Овсянке, встречался с вами?
— А я сама себе в руки впилась. И говорю: только не жалуйся, только не нажалуйся… Только ничего не проси… Мои проблемы ничтожны по сравнению с президентскими делами. Ну что я буду говорить, что рабочий стол Астафьева ночью утащили библиотечные работники, не спросив меня? Мелко это. Я ведь уже услышала о себе на поминках: не жалко ей его, даже ни одной слезинки не выронила. А я на людях – крепкая на слезу. Через войну пришлось пройти. Пусть говорят…
А вот по поводу создания музея в красноярской квартире я сказала президенту. Это — мое решение. Мне ведь самой жить совсем немного осталось. Восемьдесят с лишним лет уже. Значит, нужно думать об этом. Владимир Владимирович заверил: мы это все решим на федеральном уровне.
Еще вот что сообщила президенту. Я никогда не влезала в письменный стол Виктора Петровича… И когда его не стало, нашла в ящике записку: «Если что-то в столе обнаружите из того, что вроде и закончено, но не публиковалось, – значит, на то у меня были причины. Я это не публиковал и прошу этого не делать». Путин сказал по этому поводу: «Если бы это от меня зависело, то я счел бы нужным все опубликовать. Это необходимо для исследователей творчества Виктора Петровича. Но решать вправе только вы сами».
— Мне сказали, что к литературному наследию Астафьева проявили интерес различные фонды из разных городов?
— Да. Личные фонды Астафьева уже открыты для пользования в Перми, в Пушкинском Доме, в московском Центральном архиве литературы и искусства… Приезжали нарочные, и я отдала документы и рукописи… Из Красноярска только никто не обращался. И я совершенно уверена, что отмечаемое восьмидесятилетие будет действительно последним поклоном. Потом забудут. Хотя сейчас только и слышишь: великому писателю… знаменитому земляку… После смерти так заговорили.
Когда я однажды увидела, что Витя пишет автобиографические «затеси», спросила его: зачем? Он ответил мне: «Пока жив, расскажу о себе сам, чтобы другие потом не врали...» А через полгода случился инсульт…
Быстро начали непристойно трепать его доброе имя. Пишут, что кому вздумается. Делают публикации, в которых ошибка на ошибке… Я часто ловлю себя на мысли: как хорошо, что он этого не видит. Настоящая память такой не бывает…
Сама я теперь с кардиостимулятором живу. У меня «новое» сердце. Но и оно вовсю зашкаливает. Мне врачи говорят: вы, что спокойно жить не можете? А кто бы сказал — как?!
...На открытие комплекса в Овсянке, приуроченное к юбилейной дате со дня рождения писателя, собрались известные гости из разных концов страны. Но губернатора края среди них не было. Накануне в прессе появились сообщения, что Александр Хлопонин не захотел слышать “незаслуженные дифирамбы” в свой адрес и поэтому отказался от поездки. Как будто в Овсянке только и собирались для того, чтобы покуситься на его скромность.
А через год две фирмы повели борьбу за строительство в символическом месте ресторанов, кафе, гостиниц, бильярдной, комнат отдыха для высокопоставленных персон, зала заседаний... И, чтобы разместить все это, требовалось вырубить неприкосновенные по закону и здравому смыслу леса первой группы.
Новый комплекс по инициативе губернатора надумали притулить возле смотровой площадки на Слизневском утесе. Место это официально входит в «астафьевский» маршрут «Дорога памяти».
На одном из независимых телеканалов организовали по этому поводу опрос общественного мнения. Большинство смотревших высказались за вариант «не проводить никакого строительства», подтвердив тем самым народность Виктора Астафьева. 
Он ведь в своих «Затесях» писал: «Время жалкое, оголтелое плодит себе подобных — сделать все похожим на себя стремится современный, убогий умом обыватель, и улучшает, улучшает, усовершенствует он дикую природу. Понакатали бетону на Слизневский утес, сделав так называемую смотровую площадку, и довольны собой, не понимают, что улучшать такую природу - все равно что жемчуг глотать... И еще, современный рвач, этот преобразователь природы, не хочет понять, что и Слизневский, и Манский утесы, и вся вокруг благодать принадлежит всем людям, они Богом созданы не для услаждения вельможи иль ловкого проходимца...»
Если бы чиновники действительно, как говорят, относились уважительно к Астафьеву, то читали бы внимательно его книжки и не затевали вельможных попыток приватизации его памяти и ее частной капитализации. И если уж делать, то так, чтобы не выглядело это надругательством над нравственной составляющей Астафьева. Тогда и поклониться им можно будет, и спасибо сказать за сделанное.
Читать дальше"Не все на Руси караси..."
ДЕКАБРИСТЫ
