Олег Нехаев. Буревестник

Вдалеке, среди волн, показалась громадная спина с серповидным плавником. Это был редчайший клюворыл – зубатый кит, который питается вовсе не планктоном, а рыбой и кальмарами. Очень хотелось, чтобы он подплыл поближе.

— Не подплывет, — сказал Леха. Я ему поверил и стал перезаряжать пленку.

Через мгновение кит, обдав нас фонтаном брызг, всплыл возле самого борта «Везучего». Его мощный выдох был тем самым «ха», которому учил меня Михалыч. Когда его уроки алеутского продолжатся, мне станет ясно, что язык этого древнего народа основан на природных звуках. «Учителями» алеутов когда-то были антуры и морские котики, бакланы и чайки, сивучи и каланы…

Наконец на радиоволне нас дважды позвал «берег». Ответили. Только на наш позывной никто не откликнулся. «Везучего» не слышали. С рацией тоже были проблемы.

Все ходили смурные. Оптимизм с лиц давно спал, и на его месте проступил белесоватый налет морской соли. Вспомнилась местная статистика: средняя продолжительность жизни командорских мужчин — 52 года. Михалыч перешагнул этот рубеж на два десятилетия. И был живым исключением из жестких правил. Но его отцу судьба вытащила преждевременный билет смерти. Он погиб под снежной лавиной на острове Медном.

Олег Нехаев. Михалыч

Михалыч вырос на кровавой бакланьей похлебке, мясе тюленей и яйцах кайр. А «эликсиром молодости» для него до сих пор является океан. Он дает ему силы и ощущение свободы. Михалыч, кстати, поймал треску сантиметров на восемьдесят и тут же сообщил огорчительную новость: «Груз с крючком уходит на 120 метров и дна не достает. Под нами – пропасть. На якорь мы не станем. Судьба теперь владеет нами». Хемингуэевский Старик в критическую минуту тоже размышлял о жизни, утверждая, что «рыбная ловля убивает меня точно так же, как и не дает мне умереть».

Мотор затарахтел ближе к полуночи. На малом ходу мы пришли к бухте Гладковской. К временной базе рыболовецкой бригады. Оттуда за нами отправили тяжеленный белобокий ял. На берег мы выскакивали в темноте на счет «и раз!», ловя веслами вспененный гребень огромной волны. И только когда приготовили чай, кто-то спросил:

— Где вы столько времени шлялись?!

— Да ремень полетел, — Сказал Миха, не добавив к этому больше ни слова.

Спали мы часа три. Кто в землянке, а кто и на земле. Утром капитан хрипловато кричал вместо будильника:

Олег Нехаев. Вытаскивание невода

— Всю рыбу проспали! – Но горбуши было столько, что не могли вытащить невод на берег. Красная икра быстро заполняла емкости. Миха честно признался, что на такой фарт никто не рассчитывал. За один день выловили почти половину выделенной квоты. Трюм был забит до отказа.

Но на обеденном столе икры не было. И ложками ее здесь никто не ел. Честно говоря, я ее так ни разу и не попробовал на Командорах. Хотя перетаскал на себе сотни килограммов этого янтарно-красного груза.

Мы возвращались обратно в полном штиле. В тот вечер океан был действительно тихим и дышал благовейной теплотой. Казалось: кто-то старательно выгладил каждую складочку на его поверхности.

Олег Нехаев. Рыбы было столько...

В прозрачной воде были видны миллионы медуз. И мы будто парили над этим прекрасным лугом из пушистых «одуванчиков» в ауре заходящего солнца.

— Рай, — сказал я.

— В алеутском языке нет слова «рай», — возразил Михалыч. — Есть Бог. Есть святость. А рая – нет. Вообще нет. А вот ты – везучий, — вновь повторил он. – Знаешь, из чего вчера ремень сделали? Из кухтыля… Должен был налететь шторм, а его не было. Тебе говорят, что ты завтра не улетишь. А ты улетишь. Обязательно!

И я улетел через появившееся окошко в сплошном тумане. Но перед этим была еще одна рыбалка. Запланированная. Мировая рыбалка.