ЧЕЛОВЕК, СКАЗАВШИЙ «НЕТ»
В музее Каларского района меня предупредили, что у них очень скудная информация о Борлаге и руднике. В свое время из местных на работу в Мраморное ущелье никого не брали. Никто понятия тогда не имел, чем там занимались. А когда лагерь закрыли, всех работавших в «п/я 81» увезли. «Сомневаюсь, но возможно, вас заинтересует эта информация, -- поинтересовалась одна из сотрудниц музея, -- правда, прямого отношения к лагерю она не имеет». И достала папку с воспоминаниями геолога Анны Теремецкой. Это был рассказ о ее совместной работе с академиком Смирновым. Но, кроме этого, она вспомнила и о другом примечательном эпизоде своей трудовой биографии в засекреченном столичном институте.
«Однажды меня вызвал мой начальник А.Д. Ершов и передал образцы для заключения. Это оказались кристаллы уранинита… С получением образцов я оказалась «в особой папке» и даже машинистке не могла доверить печатать такой материал. …Через секретную часть я отправила свое рукописное заключение в адрес Берии. Через какое-то время меня опять вызвал Ершов и велел собираться для поездки в «почтовый ящик 81». Первое же знакомство с геологией в штольне и в естественных обнажениях привело меня к выводу, что месторождения здесь нет. Предварительные же результаты были иными, и началась интенсивная подготовка к эксплуатации: строительство аэродрома, поселка, обогатительной фабрики… Я ознакомила начальника Малиновского со своими неутешительными результатами, после чего он предложил выступить мне с докладом. Из геологов присутствовали Тимченко, который обнаружил аномалию, и геолог из Ленинграда (фамилию его я не помню). Тимченко обозвал меня вредительницей, но ленинградский коллега поддержал меня… Заключение подписали все трое и направили в адрес Берии».
За давностью лет Анна Теремецкая запамятовала и исказила фамилии. На самом деле начальником Борлага был Мальцев, а первооткрывателем -- Тищенко. Но вывод был сделан однозначный: «…не подтвердилось существование уранового месторождения Мраморное, в лучшем случае это -- рудопроявление в скарнах с маломощной жилкой небольшой протяженности». В воспоминаниях Теремецкой есть и такая фраза: «Мне не известна судьба моего заключения».
ВОЛЬНЫЙ НЕВОЛЬНИК
Главный объект Борлага – рудник -- был расположен в каменном мешке. С трех сторон -- почти отвесные скалы. С четвертой -- обрывистый спуск. Вышки с автоматчиками стояли только на выходе из зоны. На горных работах были задействованы не менее пятисот заключенных и около сорока итээровцев.
Для вольнонаемного Ивана Кудели Мраморное ущелье стало первым местом работы после окончания техникума. Он тоже не знал, куда его отправляют. И потом несколько десятилетий не мог никому рассказать, где был. На руднике начинал работать оператором, потом стал мастером и закончил начальником участка.
-- И мы, и заключенные все время жили в огромных палатках. В бревенчатых бараках располагались только начальство лагпункта и охрана, -- начал медленно рассказывать Куделя, выжимая из себя слова, словно пасту из засохшего тюбика. -- Морозы там были жестокие, а через дыры в нашей брезентовой крыше просматривались звезды… Получали мы прилично -- по две тысячи рублей… Но выходить из Мраморного ущелья запрещалось. Нельзя было подходить к лагерной зоне. Хотя в самой штольне заключенные работали без охраны.
-- Вы с ними общались?
-- Конечно... В основном там были политические с огромными сроками. Помню молодого парня с московского завода «Серп и молот». Ему дали 25 лет за то, что он где-то не то сказал. Были бывшие фронтовики... Были власовцы. Но в привычном понимании уголовников не было. И с большинством заключенных у нас сложились отличные отношения. Врагами народа мы их не считали. Помню, как во время празднования Нового года два бригадира из зоны ворвались к нам в палатку и лихорадочно стали хватать со стола закуску и водку. Следом за ними прибежала охрана. Мастера встали на защиту беглецов. Но один из охранников дал из ППШа автоматную очередь возле наших ног и сразу нас отрезвил…
-- Вы знали, что добывали уран?
-- Нет. Причем в выработках не было никакой принудительной вентиляции. Работали в едкой пыли. Почти все делалось вручную. Условия тяжелые. Когда начали не выполнять план, нас заставляли работать сутками. Три-четыре смены подряд. Не выходя из штольни. Но спать же хочется… Так мы, не соображая, что делаем, падали на эти кучи руды и спали прямо на них. Нам тогда говорили, что добываем свинец… Все было засекречено. Я, например, так ни разу и не увидел, как отправляли уран из ущелья… Но хорошо помню, что было много пустой породы. Очень много. Вскоре, практически все, что добывали, шло в отвал.
ШИРМА «ОСОБОЙ ПАПКИ»
В начале 1950 года в Борлаг прилетел замминистра внутренних дел СССР Василий Чернышев. Это был человек Берии, работавший с ним еще до войны в руководстве НКВД. Затем возглавлял ГУЛАГ. После повышения выполнял спецпоручения и отвечал за геологоразведку урана. Правда, его образование измерялось всего лишь четырьмя классами реального училища, оконченными экстерном.
Генерал-полковник Чернышев поднялся со свитой в штольню. Пнул ногой гранитную кочку и дал команду мастеру Куделе: «Убрать немедленно!» А на следующий день начальник Борлага подполковник Мальцев уже работал в телогрейке на нижней выработке. Иван Куделя до сих пор помнит, как тот украл у него вагонетку. Каждый боролся за свою жизнь как мог. Через месяц Мальцев перевыполнил план по проходке и снова стал во главе лагеря. Но урана от этого больше не стало. Неоткуда ему было взяться. Хотя теперь «гонялись» за каждой его «прожилкой». При работе в одном из таких вертикальных отводов задохнулся от скопления газов заключенный.
Из Москвы прислали команду верхолазов. Возглавляла ее одна из лучших альпинисток страны, член аппарата ЦК ВЛКСМ Любовь Пахарькова. В ее задачи входило обеспечение доступа «к темным пятнам» на скальной стенке. Надеялись, что это -- урановая смолка. Но даже, когда верхолазы навешивали веревки, в штольнях продолжались взрывы, вызывавшие камнепады. В это время «в горе» вкалывали заключенные на «сталинских вахтах». За ежедневное перевыполнение нормы им снижали срок на два дня, гарантируя досрочное освобождение.
Вынужден был стать альпинистом и повышенный до начальника участка Иван Куделя. Ему дали задание пробить новую штольню почти на отвесной скале. Когда заключенные затащили на лебедке компрессор под самый гребень — дали «отбой». Рудник уже фактически работал вхолостую.
Продолжить эту историю неожиданно помог засекреченный ранее геолог уранщик, лауреат Ленинской премии Владимир Зенченко:
-- Когда занимались ураном в Краснокаменске, Кирилл Петрович Лященко рассказал удивительный случай из своей жизни… Он с конца сороковых курировал от главка Чарский район. Крепкий был мужик. Коренастый. Брови лохматые… Так вот его однажды вызвал к себе Берия. И при генералах спросил: «Как вы думаете, может рудник Мраморный быть перспективным?» Лященко с ходу ответил:
-- Как геолог, могу сказать, что предварительной разведки там не было, но то, что увидели в пройденных штольнях, показывает — наши ожидания не оправдываются. Силы необходимо перебрасывать на другие участки.
И тогда ему Берия заявляет: «Сейчас вы пойдете вон в ту комнату, и у вас будет два часа времени. Потом вы подпишете то, что сейчас сказали. Хорошо еще раз подумайте…» Через два часа, минута в минуту, его вызвали. Берия спросил:
-- Подумали?
-- Подумал… Закрывать нужно этот рудник.
Берия пододвинул ему лист бумаги с отпечатанным текстом. Лященко взял ручку и подписал. Воцарилась длительная пауза. Лященко не выдержал и спросил: «Я свободен? Могу идти?» Берия оценивающе посмотрел на него и сказал: « Н-е-е-т… Вас сейчас отвезут домой. Но вы никуда не должны выходить. Неделя вам дается на дополнительные раздумья. Хорошо еще раз подумайте».
Через неделю за Лященко приехали. В сопровождении двух человек вновь привели в кабинет Берии. Вдоль стены стояли несколько генералов. Берия встретил его словами: «Вы не передумали? Не отказываетесь от вашей подписи?!» Лященко тихим голосом сказал: «Лаврентий Павлович, я все хорошо обдумал. От подписи не отказываюсь…» Берия молча пошел в глубь кабинета. Открыл сейф. И пока он что-то там искал, все смотрели ему в спину… Из сейфа он достал орден Ленина. И, вручая его Лященко, сказал: «За мужество в геологии! Все. Вот теперь вы… сво-бод-ны».
Борис Хоментовский, главный геолог уранового комбината в Краснокаменске, рассказал Зенченко, потом иногда посмеивался над Лященко: «Ты уж признайся, Кирилл Петрович, что главной наградой для тебя тогда стал не орден, а то, что тебя не посадили…»
Примечательно, что никто не был наказан. Геологов, открывших несуществовавшее «месторождение», поощрили огромными премиями по 50 тысяч рублей. А правдивое заключение Анны Теремецкой так и осталось без огласки. Хотя это был верный диагноз компетентного специалиста, на основании которого можно было сохранить миллионы рублей и загубленные человеческие жизни. Но Берия знал, что ее молчание на десятилетия обеспечено «особой папкой» -- подпиской о неразглашении по высшей форме секретности.
И это был не единичный случай. Только в Сибири еще минимум три урановых рудника оказались с нулевым результатом. Один -- в Якутии, и два -- в Красноярском крае.
В декабре 1949 года на основании постановления Совмина № 5745-2163 сс/оп «в целях немедленной организации промышленной добычи свинца» на Таймыре был создан секретный лагерь. И точно так же масштабные работы начались без элементарных поисковых и геолого-разведочных работ.
На доставке грузов был задействован почти весь ледокольный флот и арктическая авиация. Но никакого уранового месторождения там не было. Через полтора года все работы в тундре прекратили. Штольни взорвали, весь продуктовый запас сравняли с землей. И опять все оказалось под грифом «Особая папка». Ширма сверхсекретности стала для Берии удобной формой сокрытия преступлений и создания образа выдающегося и непогрешимого руководителя.
Только теперь стало известно, что еще в конце 1945 года академик Петр Капица в письме Сталину просил освободить его от участия в руководящем органе атомного проекта: «…товарищи Берия, Маленков, Вознесенский ведут себя в Особом Комитете как сверхчеловеки. В особенности, тов. Берия... У тов. Берия основная слабость в том, что дирижер должен не только махать палочкой, но и понимать партитуру. С этим у Берии слабо...»
Дальнейшая судьба Капицы известна: его просьбу «удовлетворили» в значительно большей степени, чем он просил. Будущего лауреата Нобелевской премии лишили всех занимаемых должностей и вообще оставили не у дел. Услужливость всегда ценилась властью больше, чем порядочность и профессионализм.
ГЛАВНАЯ ТАЙНА
Ликвидировать Борлаг начали по распоряжению № 211 МВД СССР в начале 1951 года. Основную часть заключенных вывезли отсюда на урановые объекты: рудники под Ленинабадом и в Челябинск-40. «Освободившихся заключенных в количестве 752 человека» на самом деле не освободили, а отправили в лагерь строительства № 16, на станцию Китой. Туда же доставили и тех, кто обрел «волю» через «сталинские вахты». Около 700 человек должны были остаться на месте для использования «по особому распоряжению». Их судьба не известна.
Это был период, когда в полную силу закрутилось адское колесо уранового ГУЛАГа. И заложником становился каждый, кто в него попадал.
Не стали свободными и спецпереселенцы (в основном -- советские немцы), их повезли на новые стройки Сибири и Средней Азии. Вольнонаемные итээровцы поступили в распоряжение урановых геологических экспедиций. Иван Куделя до пенсии работал в засекреченной Сосновгеологии. Любовь Пахарькова навсегда рассталась с московской пропиской. Ее, как и других альпинистов, распределили по закрытым городам. Все они, помимо своей воли, оказались под пристальным надзором системы.
Оставалась нераскрытой только главная тайна -- вклад рудника Мраморный в создание первых советских атомных бомб. Неожиданно помог все тот же Зенченко. Не так давно он, вместе с другими специалистами, готовил к изданию «Историю создания сырьевой базы урана СССР». И хотя одиннадцатитомник так и остался под грифом «Для служебного пользования», но интересовавшая цифра перестала быть «неразглашаемой».
-- Там очень мало добыли, -- сказал Зенченко. — Одну тонну двести килограммов чистого металла.
Получается, что это только одна сотая необходимой загрузки уранового реактора. Наверное, и судьба Борлага -- тоже лишь одна сотая часть драматической истории создания атомного щита Советского Союза.
Всего лишь одна сотая.
Читать дальше"Не все на Руси караси..."