Один профессор, не так давно заявил, что "эканье" и "мэканье" в речи, как благо и вовсе не является словесной грязью, а свидетельствует о том, что человек задумывается, прежде, чем что-то сказать. Вы общаетесь на чистом русском, "не задумываясь", без междометий-паразитов… Какова ваша позиция по этому поводу?

-- Мне очень не нравится, когда употребляются слова паразиты. Такие слова не несут никакой нагрузки. Но есть здесь одно "но". В мате лингвисты называют это детонирующими запятыми. Одно и тоже слово, даже грязное, плохое слово, может в принципе наделяться в речи разными значениями. Оно может означать, как что-то хорошее, так и плохое. И всё ещё зависит от конкретной ситуации общения.

Думаю, что для студента ужасно слышать преподавателя, который "мычит". Но, при этом, есть и такие, которые не умеют говорить красиво, но их слова наполнены силой убеждения. Студенты очень хорошо считывают смысл, когда на их глазах, через соразмышление, рождается какое-то важное суждение.

-- Если говорить о чистоте вашей речи: это отражает в большей степени работу над собой или это изначально перешло от ваших родителей? Кстати, у вас абсолютно не забюрократизированный язык, что для научной среды – редкость…

-- Это хороший комплимент. Но здесь есть одна особенность, которую я пытаюсь донести и своим студентам. Наука -- это не какие-то специализированные знания. Это – удовлетворение любопытства. И если есть что-то интересное, то значит, об этом не только интересно думать, но ещё и интересно говорить. Но для многих наука – это инстанция не смысла, но занимаемого ученым места, пространство, где нужно показывать, условно говоря, прежде всего свою учёность. И это отражается в используемом языке.

У меня, кстати, папа наукой не занимался. Всю жизнь он делал музыкальные инструменты, мандолины. Помню, как я приезжал иногда к бабушке в деревню, под Питером, и там собирались вечером мужики на завалинке. Звучал мат-перемат и ещё бог знает что, но отец никогда не ругался. И дело здесь не в том, что он не мог этого. Он не хотел засорять свою речь словесным мусором: лексическим, фонетическим, интонационным и любым другим. Не хотел - и не делал, и меня это очень восхищало в детстве.

-- Прочитав лингвистические исследования, касательно периода, так называемой, Великой Французской революции, я с удивлением обнаружил, что почти тоже самое происходило с языком и у нас, во время нашей революции 1917 года. Старые слова, привычные обращения к друг другу – спешно заменялись. Стремительно внедрялись новые словосочетания, всевозможные аббревиатуры… Почему при кардинальных социально-политических преобразованиях, язык подвергается такому серьёзному воздействию?

-- Потому что наша личностная специфика связана с языковой спецификой. Любая политическая, историческая ситуация диктует такие изменения. Если мы начинаем заявлять, что теперь всё по-другому и мы сами – другие, то значит и говорить нужно иначе. Вообще – это огромнейшая тема. Был такой учёный Селищев, который написал большую книгу о языке революционной эпохи. Он изучил этот период, когда за короткое время в язык вторглись сотни новых слов и выражений. Вывод: если так кардинально изменился язык – значит поменялась и эпоха.

-- Язык – инструмент, который мы используем или мы -- инструмент языка?

-- Я мыслю здесь проще: думаю, что всё-таки язык – инструмент. Переходя в другой стране на иностранный язык, мы тем самым используем и другой инструмент для общения. Почему к нашему собственному языку мы должны относиться иначе?