Борис Евдокимович,— спросил я,— от­чего это в моем номере гостиницы «Новый Уренгой» стояли стулья с золотыми копыт­цами? Потом эти пряники деревянные, а на них славянской вязью «Русь» вырезано и выжжено «Новый Уренгой», детский садик «Цветок Уренгоя»? Как это понять?

Конечно же, этим первым своим вопросом я нанес сильный удар или, лучше сказать,— положил сильное пятно на репутацию мос­ковского литератора и на журнал «Новый мир», командировавший меня на Север. Од­нако Борис Евдокимович оказался человеком снисходительным и даже великодушным. Он стал отвечать на этот вопрос, как будто так и надо, как будто и не заметил никакого пят­на. Больше того, он сказал:

-- Вы совершенно правы. Так заведено у нас на Севере. Ведь главное-—завод сделать, завести, а потом оно пойдет вроде само по себе. Когда начали обживать эти глухие края, начали строить там первый город, мы собрали дизайнеров, пригласили из студен­тов-выпускников и предупредили строите­лей: без них, без этих дизайнеров, в новом городе не должен быть вбит ни один гвоздь, ни один кол. Такой завод завели. Даже на промышленные сооружения мы просим смотреть с точки зрения красоты, эстетики. Отсюда все и пошло. На Север должна была приехать канадская делегация, мы ждали ее. Стали строить гостиницу в Сур­гуте. Как? В одном журнале нашли Дом деловых встреч в Мексике. Понравилось. Тундра — не Мексика. Но едут деловые люди. Прямо по фотографии сделали чер­теж. И построили. Она и сейчас в обиходе называется канадской. Ниже мирового стан­дарта не опускаемся. Почему? Да потому, что мы смотрим на Север не только как на разработку месторождения, добычу нефти и газа, а как на заселение Севера. С дальним прицелом. Здесь же русская земля с глубо­кими корнями. Этим корням нужна только крона. Посмотрите хотя бы на Тобольск, на Ялуторовск. Декабристы, Ермак, Менделеев! Вот они, корни. Эту землю надо подтянуть до уровня, а то и повыше чуть-чуть нынешней цивилизации. Это же наше будущее, полигон для роста нашей молодежи. В городах, пост­роенных нами, средний возраст населения, в том числе и в Новом Уренгое, двадцать три— двадцать четыре года. Они должны жить, трудиться в условиях нынешнего века и должны получать от социалистических благ свою законную часть.

Теперь мне стало виднее, откуда уренгой­ские гостиницы, поразившие меня, «Цветок Уренгоя», библиотеки, а также стулья с зо­лотыми копытцами. Это не прихоть одного какого-то человека. Люди должны жить на уровне века. На том же Севере, как, впро­чем, и по всей трассе, кроме библиотек, ма­газинов, детских садов и школ — повсюду, в том числе и в Новом Уренгое, бани на любой вкус — и парные, русские, и финские сауны. Спортивные комплексы с плавательными бассейнами. В тундре, в белом безмолвии.

Эстетика и научная основа стали обяза­тельными в нашем строительстве,— продол­жал Борис Евдокимович.— Мы связаны с полсотней научно-исследовательских инсти­тутов. Помню, нам, подросткам, рассказывал академик Винтер: вот вызвал меня дедушка Ленин и говорит: вот тебе мешок денег и два солдата, не тебя охранять, а мешок с деньга­ми, иди, Александр Васильевич, и строй электростанцию в Шатуре, на торфе. Как из­вестно, станцию Александр Васильевич пост­роил. Это же совсем было не так давно. А мы сегодня протянули нефтепроводов и газо­проводов на сотни и сотни километров, шесть раз можно ими опутать земной шар по эква­тору. Так мы растем. Так меняются масшта­бы.