В наброске Александра Пушкина изображен (предположительно) Филипп ВигельЕвропа поглощаетъ все вниманіе правительства, и ему мало времени думать объ азіатскихъ выгодахъ. Къ тому же почти всегда дипломатическая часть поручалась у насъ иностранцамъ, и они более заботились о томъ, что къ нимъ ближе. Биронъ, немецъ или латышъ, Богъ его знаетъ, даромъ отдалъ Даурию, а русскій Потемкинъ хотелъ опять ее завоевать. Все великіе помыслы о славе Россіи, исключая одной женщины, родятся только въ головахъ однихъ русскихъ: Годунова, Петра, Потемкина.

Наступилъ для посольства день отъезда, 21 декабря. Снегу не было; холодъ несколько дней началъ усиливаться; въ это утро термометръ на солнце спустился на 14 градусовъ ниже точки замерзанія. Перспектива была неутешительна: дни проводить въ коляскахъ или верхомъ, а ночью въ клетчатыхъ, войлокомъ укутанныхъ юртахъ или кибиткахъ; посолъ мраченъ, все другіе печальны. Первый разъ въ жизни услышалъ я слово бивуакъ, не зная, что черезъ несколько дней долженъ буду испытать его значеніе. Съ кемъ-то, на дрожкахъ, рано поутру отправился я въ малую Кяхту. Скоро прибылъ посолъ съ дружиной и въ деревянной церкви выслушалъ путешественный молебенъ, что исполнилъ онъ какъ простой обрядъ, который ему присоветовали; вышедши изъ церкви, поспешилъ онъ сесть на лошадь.

У меня сердце сжалось, когда пришлось мне разставаться съ товарищами; три месяца свыкся я съ ними въ ссылке; все простились со мной дружески, все накануне снабдили меня письмами въ Петербургъ.

На улице и по дороге зрелище было любопытное, совсемъ необыкновенное. Обе Кяхты, Маймачинъ ходили вокругъ обоза, который тянулся более чемъ на версту. Все, что шло черезъ Сибирь отделеніями, было тутъ собрано вместе съ присоединеніемъ драгунъ, казаковъ и свиты китайскаго князька, которая была вдвое более посольской. Целые табуны дикихъ, степныхъ лошадей были впряжены въ повозки и европейскіе коляски, какихъ оне отъ роду не видывали; они ржали, бесились, становились на дыбы и часто рвали веревочные постромки. На козлахъ сидели монголы съ русскими людьми, которыя учили ихъ править. Другіе монголы, привлеченные любопытствомъ, носились кругомъ на своихъ лошаденкахъ. Впереди, ужасно величественъ, посолъ ехалъ верхомъ съ своею кавалькадой. Шумъ, гвалтъ, кутерьма! Я отказался проводить посольство до перваго ночлега; довольно было съ меня следовать за нимъ версты две или три, чтобы полюбоваться симъ удивительнымъ поездомъ.

Возвратясь въ Троицкосавскъ, обедалъ я у Вонифатьева, по его приглашенію. До техъ поръ онъ былъ довольно скроменъ въ речахъ о Головкине, а тутъ совсемъ распоясался на его счетъ. Я былъ растроганъ, чувство великодушія во мне не погасало, и я отвечалъ ему довольно резко и зло, чтобы разсердить его. Более мы съ нимъ не виделись; кажется, после того онъ еще многіе, многіе лета царствовалъ въ Китае.

Я продалъ свою бричку и на перекладныхъ телегахъ, вместе съ Васильчиковымъ и съ Клементомъ, 23 декабря отправился въ обратный путь.