Хуже каторги

Я спрашиваю Василича:

-- Не пытались найти себе работу поспокой… -- он мне не даёт договорить.

-- Я уже лет пятнадцать пытаюсь! -- со злостью выкрикивает он. -- Как уволили с шахты, так всё пытаюсь и пытаюсь! Хорошо у меня стаж есть. Заработал. А вот эти пацаны! -- и он показывает на молодых парней. – Как им жить дальше?! Всю жизнь что ли пахать рабами на этой каторге?

Я ему не говорю, что происходящее здесь -- хуже каторги. Украинские копанки за гранью всего и вся. Сосланные в Сибирь декабристы, оказались поначалу, как утверждали современники, «в тяжелейших, в невыносимых условиях». И сколько же бумаги было изведено на прошения о смягчении им наказания! А их кратковременная каторжная работа заключалась в добыче руды. За день «государственным преступникам первого разряда» нужно было надолбить и вынести на поверхность около двух пудов.

Добровольным снежнянским каторжанам приходиться вытаскивать за смену раз в двадцать-тридцать больше. Около тонны.

Нигде и никогда я не видел такой тяжелой и опасной работы, как на этих самодельных шахтёнках, которые стали отличительной приметой независимой Украины. Они появились на русскоязычном востоке, в окрестностях нескольких горняцких городов Донецкой и Луганской областей и везде стали называться одинаково уничижительно: «копанки», «дыры», «норы».

Украинская власть неустанно ведёт жесточайшую борьбу с ними, как с пагубным явлением. Но при этом общее количество копанок за последние три года по данным НПГУ возросло на треть и подобралось уже к отметке 10 тысяч.

Пометка в блокноте. Разговаривают двое украинцев:

-- Слышал, в Киеве изобрели машину времени?

-- Не может такого быть!

-- Может. "Майданом" называется. Люди на площади постоят, покричат, и вся страна снова в девяностые годы возвращается.