Что касается до «Трумфа», то, конечно, ни один рево­люционер не придумывал никогда злее и язвительнее са­тиры на правительство. Все и все были беспощадно осмея­ны, начиная от главы государства до государственных уч­реждений и негласных советников (Крюднер). Можно су­дить по следующему:

Премудрый твой отец, Вакула светлый царь

В сенате сидючи, спускал тогда кубарь;

Когда о близкой толь беде ему сказали,

Все меры приняты........

По лавкам тот же час за тактикой послали...

Государственный совет, от которого требовалось мне­ние, как поступить в таких важных обстоятельствах, пред­ставлен состоящим из людей, ни к чему не способных. Когда царь лично спрашивает мнение каждого, то получа­ет следующее объяснение, почему никто не отвечает: «Он глух, о государь». «Он нем, он ничего не слышит, от ста­рости едва он дышит». А потом, когда царь «заказал», «чтобы думать — ни гу-гу», он спрашивает:

— Ну что же придумал тут премудрый мой совет? И в ответ получает:

Штоф распил вейновой, разъел салакуш банку, А присоветовал во всем спросить цыганку.

(Намек на казенный завтрак в Государственном совете и на влияние, приписываемое г-же Крюднер.)

Приведем еще некоторые места.

Царь жалуется, что его постигло величайшее несчастье. Все стараются отгадать, какого рода это несчастье. Один спрашивает: «Не голод ли постиг государство?» На это царь отвечает:

Я разве даром царь? Слышь, лежа на печи,

Я и в голодный год есть буду калачи.

— Так не война ль грозит? — спрашивает другой.

Вакула отвечает:

На это есть солдаты.

Пускай себе дерутся из-за платы.

Когда все догадки были истощены, Вакула объявляет, что страшное бедствие состоит в том, что —

Проклятый паж сломал, слышь, мой кубарь,

Которым я вседневно забавлялся...

Не менее резко осмеяна солдатчина в объяснениях Трумфа:

Я сделал, что на нас никто не смел глядеть[1* здесь и далее пояснения приводятся в конце каждой части книги]

И в спальню наш никто не смел кодить,

Ни сама министр, ни сама кенерала,

Одна фельдфебель мой, унд два иль три капрала» [2] .

Симфонья на обеде нам будет с барабана...

Я будит бал давал

И будит бил того, кто не был танцовал.

Мой Сар любить и сам скакать, плясать, резвиться,

И палкой на дворца сгоняет веселиться [3] .

Вот каким образом осмеивалось финансовое расстрой­ство государства: получая приказание о снабжении войс­ка, дурдуран (гофмаршал) говорит:

Да денег у нас нет.

Вакула:

Скажи, что именинник,

Авось с подарками перепадет с полтинник.

Кто помнит состояние и настроение тогдашнего обще­ства, конечно, не станет отрицать, что около 1812 года судили чрезвычайно смело и открыто как о недостатках правительства, так и о средствах помочь тому. Со всем тем, как ни сильно и настойчиво кружили в головах подобные мысли, они все-таки не могли найти ни необходимого сосредоточия, ни правильного исхода в ясно созданную форму, как по недостатку серьезного, истинно научного образования, так и по отсутствию средств к правильному совещанию в каком-нибудь законно признанном общем собрании, хотя бы вроде комиссии составления законов, бывшей при Екатерине II. Об этой комиссии хотя и толко­вали, но надеждам на составление ее не суждено было сбыться. Мудрено ли поэтому, что, поддаваясь тем влия­ниям, которыми было тогда наполнено общество и кото­рые поддерживались и господствовали в разных и даже в правительственных сферах, как например, масонство, иезу­итство, мистицизм и пр. — все партии вместо трезвого исследования и положительных соображений, основанных на изучении живых сил общества и законов его, и на соглашении между представителями всех мнений и инте­ресов, давали волю одному только воображению без вся­кой опоры в действительности.

Поэтому в то время, как одни мечтали о слишком уто­пических средствах государственного устройства, даже вроде фенелоновых порядков, всеобщего братства или церков­ной дисциплины на манер католицизма де Местра, другие видели все спасение в замысловатом устройстве админист­рации, мечтая тем смелее о построениях на основании от­влеченных идей и тем менее задумываясь над всеобщей ломкою, нисколько не уступающею революционным пре­образованиям, что возможность подобных примеров и та­ких опытов над народом видели не только в отдаленном примере Петра I, но и в ближайших попытках, олицетво­ренных в имени Сперанского, как понимали тогда его дей­ствия, на которые и ссылались в подкрепление своих за­мыслов. Иные, наконец, думая, что опираются на какую-нибудь действительность, откидывались назад в старину, но как по недостатку изучения и правильного взгляда и самая старина не была им известна в ее сущности, а толь­ко в некоторых плохо понятных формах, то хватались за них, надеясь в них отыскать удовлетворение сознанной и несостоятельной потребности преобразования, никем уже не оспариваемой. Были даже люди из числа последних, которые тем более увлекались старинным бытом, что только идя этим путем чествования и восстановления старины, надеялись найти действительные средства к уничтожению причины и раскола, который многие выводили из проти­водействия живой силы народа, оскорбленной несвойствен­ным нововведением, бездушными формами, не имевши­ми корня в народной жизни и наложенными единственно на основание отвлеченных идей и соображений, хотя, по правде сказать, и тут выказался недостаток исторического изучения и правильного понятия о действительной причи­не раскола, предшествовавшего реформе Петра. Причина эта бесспорно заключалась преимущественно в византизме (т.е. в привязанности к букве и форме, но без смысла, ими выражаемого, и без духа, который их произвел вследствие принятия Россиею христианства от Византии в то время, когда в этой последней иссяк уже живой дух веры).

Вот почему из подобных приверженцев старины одни говорили, например, о восстановлении древнецерковного устройства с введением мирян в участие в делах церкви и слитии церкви и государства, — другие мечтали, напро­тив, о восстановлении веча, находя подобие его сохранив­шимся отчасти в мирских сходках и потому знакомой на­роду форме, а на Дону в тайных обществах, оставшихся, однако же, неизвестными правительству [4] , мечтали о во­зобновлении казачьего самоуправления и вольности по­средством восстановления войсковых кругов.

Одним словом, так или иначе, но только все, хотя и на разные лады, искали осуществить преобразование государ­ства, признавая уже одинаково безусловную необходимость изменить не удовлетворяющее уже более никого настоя­щее. Можно даже утверждать безошибочно, что именно приверженцы старины и отличались сильнейшими напад­ками на правительство.