Между нашими товарищами было много хороших музыкантов и знатоков пения. У нас очень часто бывали вокальные и инструментальные концерты. Одних фортепиано было восемь, как ни дорого стоила в то время присылка громоздких инструментов. Детей также обучали и музыке и пению, и здесь должно заметить, что обучение церковному пению именно и подало предлог к учреждению школы: в Петровском заводе не было певчих. По просьбе управляющего заводом и священников комендант дозволил обучить церковному пению несколько мальчиков. Сначала учение происходило на гауптвахте, но потом оказалось неудобно и по тесноте помещения, и по шуму от караульных солдат, и по необходимости таскать туда инструменты. Дозволено было учить в нашей общей зале. Но обучать пению нельзя было, не поучивши предварительно грамоте. На этом основании и разрешено было учить читать и писать. Вслед за тем духовные лица затруднились приготовлением детей своих в семинарию и обратились с просьбою к коменданту дозволить детям учиться в каземате; поэтому мне и разрешили учить их по-латыни и по-гречески; остальное пришло постепенно само собою.
Когда впоследствии стали обучать в казематной школе и новейшим языкам, и высшим предметам, то развитие обучения дошло до такой степени, что казематские ученики, посылаемые в Петербург в разные училища, стали занимать лучшие места. Так, например, первый посланный в Горный корпус, сын доктора Петровского завода, занял сразу первое место, которое удержал за собою и при окончательном выпуске в инженеры. Его развитость и ответы тем более возбудили удивление, что в Петербурге существовало до того времени даже предубеждение против способностей учеников Забайкальского края, предубеждение, конечно, несправедливое, потому что малые их успехи происходили не от недостатка способностей, а от недостаточной подготовки. Потому очень естественно, что экзаменаторы полюбопытствовали узнать, где вышеупомянутый ученик мог быть хорошо подготовлен. Но генерал Чевкин, который был тогда начальником Штаба горных инженеров, зная секрет, так как он сам посещал Петровский завод, предупредил ответ ученика и сказал экзаменаторам: «Наше дело, господа, знать, что он знает, а не допытываться, где он учился».
Пребывание наше в Чите и в Петровском заводе ознакомило местных жителей также и с огородничеством, а отчасти и с садоводством и цветоводством. До нашего прибытия число овощей, употреблявшихся в крае, было очень ограничено, хотя и не было недостатка в примере. Жена горного начальника в Чите была дочь военного штаб-офицера Власова, бывшего адъютанта генерал-губернатора Якобия и единственного человека, которому Екатерина II дозволила открыть виды правительства на Амур. Власов был друг и корреспондент знаменитого Палласа, который и сам был обязан Власову за правильность сведений о Сибири вообще. У Власова был отличный ботанический сад местных растений края. Поэтому в его семействе были очень распространены ботанические сведения. Но, разумеется, недостаток средств не позволял жене читинского начальника давать слишком обширное развитие своему огородничеству и садоводству, а непривычка употреблять иные овощи и недостаток сбыта лишали местных жителей всякого побуждения разводить их. Поэтому, при невозможности приобретать многие овощи и растения покупкою, для каземата необходимо было сначала завести свой собственный огород. К тому же уход за ним составляет для многих приятное занятие. В Чите казематный огород давал удивительные результаты и пробудил и в жителях охоту заниматься огородничеством, как для себя, так и потому, что нашли верный и выгодный сбыт — как в каземат, так и в дома женатых и бывшему при нас штабу.
Сверх огорода, устроенного в отдельном от каземата месте, еще при каждом каземате в Чите в отгороженном месте и в Петровском заводе во дворах самого каземата были устроены парники, насажены деревья и кусты, разведены цветники. Особенно хорошо все это принялось в Чите в так называемом большом каземате и в публичном гулянье в саду. В домиках, в беседках, которые каждый устраивал себе на лето, мерцали огни, раздавались звуки музыки или хорового пения, велись оживленные разговоры; и все жители Читы собирались, бывало, около каземата слушать музыку и пение.
В Петровском заводе огородничество и садоводство не имели таких выгодных условий, как в Чите. Каземат был построен в отдаленном от селения месте, хотя впоследствии и был связан с селением и заводом домами женатых наших товарищей, застроивших все промежуточное пространство. Но грунт, где стоял каземат, был болотистый, так что для укрепления его мы должны были погрузить в каждый двор более тысячи возок шлаку или железной окалины, щебню и песку, — и все-таки тотчас по захождении солнца выступала ужасная сырость. Кроме того, высокие частоколы, разделявшие узкие дворы, давали слишком много тени, что также было неблагоприятно для растений. В огородах туманы и утренние морозы очень вредили зелени.
Как в Чите, так и в Петровском заводе комендант устроил большие сады. В Чите был, кроме того, и парк и зверинец на острове, где были, олени, дикие козы и пр. В Петровском заводе устроены были у него в саду качели, построены беседки и поставлены на соблазн жителям мифологические статуи, разумеется из дерева, которые, когда раскололись и растрескались, представляли очень неблагообразный вид.
В Петровском заводе эта затея стоила ему, однако же, более семи тысяч рублей. Когда нас стали уже свободно выпускать из каземата, то комендант приглашал нас гулять у него в саду; но мы предпочитали ходить по окрестностям, особенно по горам, и уходили иногда даже и очень далеко.
Пребывание в Чите развило там, как впоследствии и в Петровском заводе, улучшенное скотоводство и птицеводство, вследствие большой потребности разных молочных произведений и птицы для каземата. Надобно сказать, что потребность провизии развилась до больших размеров вследствие несоразмерного количества прислуги, которую держали как в каземате, так и в домах некоторых женатых. У Трубецкого и Волконского было человек по 25; в каземате более сорока. Кроме сторожей и личной прислуги у многих, и у каземата были свои повара, хлебники, квасники, огородники, банщики, свинопасы, так как свиней каземат, до моего хозяйства, держал своих собственных, и только я уничтожил все, находя гораздо выгоднее иметь покупную свинину. Кроме простой прислуги у Трубецких была акушерка и экономка, у Муравьева — гувернантка, у многих швеи и пр. Все это не только питалось на наш счет, но и страшно воровало. Кроме того, и вся школа, человек до 90, кормилась на счет каземата, и много сверх того посылалось еще, как подаяние бедным на острог. Караульных, разумеется, кормили также в каземате.
Когда же впоследствии ослаблены были препятствия к сношению с посторонними, то в Петровский завод стали съезжаться как для лечения, так и для удовольствия. Пошли праздники, пикники в поле, обеды и балы. Из всего этого извлекали выгоду, разумеется, и жители. Дети стали собирать шампиньоны, которых прежде местные жители не ели, выкапывали молодой цикорий, собирали разные растения, ловили и приносили живых птиц, когда все это стало требоваться в каземат для ученых коллекций, и таким образом приобретали себе немалую выгоду и множество познаний, так что все население как в Чите, так и в Петровском заводе и их окрестностях видимо возвышалось в благосостоянии и развивалось умственно во время нашего пребывания в этих местах. Женская половина под руководством дам и при множестве получаемых образцов также очень усовершенствовалась в рукоделии, — в последнее время было много искусных швей и знавших отлично всякого рода вышиванье и вязанье.