Чертеж тюрьмы

Казематское общество

Чтобы образовать ту общественную жизнь, которая про­явилась в каземате, нужно было такое необычайное соеди­нение и таких притом редких, самих по себе, условий, что подобное явление едва ли может когда-либо повториться; а потому-то казематская общественная жизнь и представ­ляла собою явление, вполне заслуживавшее внимательно­го наблюдения и изучения. Это был, бесспорно, живой организм полного, всестороннего начала, прошедший все фазисы развития разумной органической жизни, который, по тождеству действующих начал с общечеловеческими в их полноте, представлял аналогические явления с разви­тием всего общечеловеческого общества и давал поэтому мыслящему человеку возможность собственным, единолич­ным наблюдением над живыми явлениями узнавать и про­верять то, что иначе стараются, но напрасно, добыть или из отвлеченного мышления, подверженного всем недостат­кам, порождаемым отсутствием живого собственного на­блюдения, или из исторического свидетельства разных лиц, со всеми неудобствами, которые представляют разрознен­ные наблюдения, т.е. отсутствием общего взгляда, непол­нотою, односторонностью и неизбежным влиянием раз­ных личных понятий и способностей разных историков в разные эпохи.

Здесь же — самое сосредоточение явлений, как бы в фокусе, через самую сжатость их в пространстве и време­ни, доступных наблюдению одного лица, сжатость, не из­менявшую, однако же, нисколько их качественности, — давалась полная возможность и одному лицу и обнимать вполне все одновременные явления, и совершать наблюде­ние за всем ходом постепенного исторического развития всех начал и идей, от самого зарождения и появления их до конца, с тем единством взгляда и общею связью, кото­рые возможны только при наблюдении явления одним лицом.

Насильственно устроенное от внешней деятельности ка­зематское общество имело в замену того полную свободу для внутреннего развития и, кроме того, имело еще и то преимущество над всеми другими человеческими общества­ми, что в нем по самому отсутствию материальной пону­дительной силы и внешних влияний на внутреннее разви­тие, влияний, преграждающих и искажающих в других обществах естественный ход и правильное развитие собы­тий, все явления могли истекать, подобно как в целом человечестве, только из действия исключительно нравствен­ных сил, а потому и могло иметь ту полноту и правиль­ность, какие представляет одна только совокупность всего человечества. Поэтому-то казематское общество, завершив полный круг жизни относительных начал, что далеко еще не кончено для всеобщей истории, и могло дать указание для тех будущих явлений, которые, не будучи еще осуще­ствлены во всеобщих событиях, совершились уже между тем в законченной казематской жизни; показать на опыте естественный и неизбежный исход всякого относительно­го начала и показать тем самым в приложении к будущим общим событиям, что можно и чего нельзя ожидать от каждого начала, от каждой идеи, от каждого действия и меры, ограждая таким образом от самообольщения и на­дежд, основанных на этом самообольщении мер, во всех сферах человеческой жизни и деятельности.

Само собою разумеется, что круг жизни, сжатый, как мы сказали выше, в тесном объеме небольшого числа лиц и краткого времени (как ни долог казался 13-летний срок для судеб личной участи отдельного лица) мог представ­лять все события и явления только в сокращенном виде; но это нисколько не изменяло внутреннего свойства их и давало поэтому возможность узнавать законы, ими управ­лявшие, с такою же точностью и полнотою, с какими узнаются общие законы сил природы из физических явле­ний, независимо от количественного их значения, лишь бы действия этих сил проявлялись беспрепятственно и по­этому вполне. Вся задача состоит, следовательно, только в благоприятных условиях и в умении выбирать для наблю­дения явления.

Конечно, вследствие сокращенности объема и времени, целые эпохи в развитии общей истории измерялись в казематском обществе только годичною и месячного продол­жительностью; целые религиозные верования, умственные системы и учения и политические существования имели иногда представителями одну личность, но преемство и последовательность событий были совершенно правильны и совершались по тем же непродолжительным нравствен­ным законам, как и в общеисторических событиях, так как проявление всякого начала было совершенно свобод­но, и потому было всегда вполне точно, ясно и закончено. А что внешний размер не имеет преобладающей важности для качественных проявлений, это доказано и в истории на примере Греции, где на ничтожном сравнительно про­странстве и в краткий промежуток времени вместилась та­кая качественная полнота событий, какой не представили в других местах и тысячи лет существования, и сотни мил­лионов действующих лиц.

Но может статься, что спросят: где доказательство, где поверка правильности такого взгляда на значение казематского общества? Отвечаем, что в защиту этого взгляда мо­гут быть представлены и теоретическое соображение, и практическая поверка. Нет сомнения, что история в разви­тии, в своем истинном движении во времени, должна уп­равляться такими же непреложными законами, какими управляются явления мира вещественного в своих прояв­лениях в пространстве. Без этого всякое изучение истории было бы бесплодно, точно так, как без знания этого зако­на, без открытия его, вся история необходимо должна пред­ставлять такую же путаницу, такой же хаос, какие пред­ставлял и мир видимый, когда, до открытия всеобщих законов истинного движения, вынуждены были для объяс­нения путаницы видимых движений накоплять и услож­нять второстепенные законы, для пояснения непостигае­мых уклонений, не подходивших под закон, прежде пред­полагавшийся и служивший до того объяснением. Но если в мире вещественном могут существовать в пространстве явления, дающие возможность открывать законы, общие для всей необъятности пространства, то почему же и в мире историческом не могут случиться во времени такие явления, которые, преобразуя собою целое, дают возмож­ность из наблюдения их раскрывать законы целого? Ведь если законы эти существуют, то должны существовать и средства открыть их.

Что же касается до практической поверки, то я могу сказать только то, что с тех пор, как общие законы рас­крыты были мною и проверены изучением казематской жизни, не было еще ни одного события общеисторической жизни, которое не было бы разгадано мною в сущности его начала, а последствия которого не были бы предвиде­ны мною в их исторической неизбежности, как и имели случай убедиться в том все те, которые, когда это было нужно, получали мои указания, разумеется, если того тре­бовала общая польза, а не эгоистический чей-то интерес; потому что, не употребляя знания для личного интереса, не допуская себя обращать его даже на служение тщесла­вию, выказывая и доказывая справедливость моего пред­видения, я не мог и не хотел, конечно, служить этими знаниями и чуждой симфонии, разумея ее в ее общем смысле: в желании приобрести истину для торговых, так сказать, целей, личного интереса, тщеславия и наслажде­ния. Изведанную и добытую мною истину я передавал и мог передавать только тем, кто представлял ручательство, что не употребит ее для личных целей, и только там, где для возвещения и приложения к делу требовалось еще, напротив, от человека пожертвование личными целями.

Так как в каземате были соединены люди всех возмож­ных общественных положений, всех возможных специальностей по образованию, и, следовательно, вполне знакомые со всем, что история человечества представляла для зна­ния; люди, сверх того, по самому стремлению к приобре­тению общества, привыкшие думать об отыскании пра­вильных основных начал и стараться приложить их к жиз­ни и дать преобладание тому, что им казалось правиль­ным, то понятно, что все, что только было известно в человечестве как истинное и ложное, как хорошее и дур­ное, имело в казематском обществе своих представителей и как идея, и как сила и средства, стремящиеся к осуще­ствлению идеи. Все начала и системы — религиозные, фи­лософские, политические, общественные (социальные), экономические — проявлялись и в законных их требова­ниях, и в неправильных притязаниях. Через книжное изу­чение и журнальное чтение в самых обширных размерах все явления общечеловеческой жизни, со всеми их толко­ваниями с точки зрения разных понятий, чувств, интере­сов, усвоились и входили всецело в круг умственной и нравственной жизни каземата; и для защиты своей идеи имелись у каждого такие вспомогательные умственные сред­ства, какими не только ни один частный человек не мо­жет лично располагать в другом каком-либо обществе, но каких не могут представить даже и общественные учреж­дения в частное пользование отдельного лица [36] .

С другой стороны, постоянное живое общение устраня­ло невыгоды и опасности кабинетного изучения и умство­вания, охраняя от односторонности мышления и не заме­чаемой часто самими людьми нелогичности выводов из их собственных начал и оснований. При общем и ежедневном обсуждении всего всякий шаг в развитии всякого начала или идеи должен был быть взят, так сказать, с бою; вся­кое развитие непременно должно было совершаться логи­чески, иначе всякая непоследовательность сейчас же была обличаема, а вследствие этого всякое начало или идея, в случае их ложности или предъявления абсолютного требо­вания, т.е. перехода за пределы относительного значения, были вынуждены доходить до крайнего одностороннего вывода, а защитники или представители их или сознавать ложность оснований и отступаться от них, или признавать очевидную нелепость.

При постоянном и разнородном наблюдении всего и всеми ни одно явление общественной жизни, с самыми тонкими его оттенками, не могло укрыться; при постоян­ном обсуждении всего, и притом в таких условиях, какие в других местах возможны только в исключительных слу­чаях, как, например, в суде, т.е. с возможностью поверки каждого факта, каждого свидетельства, весь ход и харак­тер всякого предприятия, всякого побуждения вполне вы­яснялся от самого его зарождения до окончательного ре­зультата; и суд этот имел еще и то достоинство, что, буду­чи лишен материальной силы, дающей возможность при­лагать насилие вместо логики и доказательств разумного убеждения, он был чисто нравственный, и, следователь­но, изъятый от опасности искажения неправильными яв­лениями. Поэтому-то в каземате для человека, умеющего и желающего наблюдать, и было так легко проследить есте­ственный ход всякого явления, не возмущаемый никаки­ми внешними влияниями, а потому и обнаруживавший вполне и ясно действительные законы, управляющие явлениями; вследствие чего и выводы, делаемые из этих за­конов, могли быть вполне правильными, какими они и оказывались всегда в действительности при поверке их последующими событиями [37] .