Познакомился я с ним в таежной глухомани, в поселении Бурный, на реке Тасеевой. Эти труднодоступные места Приангарья давно облюбовали самые непримиримые староверы. Здесь, за бурлящими порогами, прячется несколько таких единоверческих селений. Причем свое летоисчисление они до сих пор ведут от сотворения мира. И на их календаре был... 7515 год.

В 2001 году. В Красноярске. Не прячась. В открытую. Свои. Не чужие. Убивали писателя Виктора Астафьева. Первыми наотмашь ударили краевые депутаты.

Виктор Петрович был уже в тяжелейшем состоянии. Он чувствовал приближение смерти. Говорил об этом мне в больнице: «Немного мне осталось. Ощущаю, как движение жизни прекращается…»

Еще до открытия мемориального комплекса в Овсянке, о нем заговорили, как о месте, которое «встанет в один ряд с Ясной Поляной или Константиново». В кратчайший срок было сделано очень многое. На реконструированной смотровой площадке теперь парит над Енисеем, великолепная «Царь-рыба».

  Даурская степь похожа на женщину, заждавшуюся счастья. Время идет… Идет… А единственный и долгожданный все не приходит и не приходит…

Даурская степь всегда в ожидании. В ожидании дождя. Но его здесь не бывает месяцами. Год назад первый ливень заглянул сюда только в августе. И истосковавшаяся по влаге земля уже на следующий день разразилась праздником.

Ох, и везучий ты , — говорит мне Михалыч. — Рыба при тебе ловилась… Это — раз. Мотор в море заглох — удалось починить. Это — два. И еще — три солнечных дня подряд. Я и не припомню, когда у нас была такая погода, как праздник. Это — три. Значит, приглянулся ты Командорам…

 В тот день она осталась одна на кордоне. Это была ее смена. Риммы Андроновой. Подобные дежурства на озере Клешинское для работниц Хинганского заповедника – привычное дело. Да и бояться здесь особо некого. Место — отдаленное. Вокруг – мари и болота. Единственная деревенька — в нескольких километрах. Дальше — граница с Китаем.

Он меня спросил: какой продукт, когда варишь, сколько не соли, никогда не пересолишь? Разгадка от него последует позднее...

А вначале, не дожидаясь  моего ответа, восьмидесятилетний дедушка Цыдып Будаев,  тут же сказал о другом: «Большинство стариков сюда умирать пришли, а я жить. В этом, наверное, и заключается вся между нами разница».

Это он мне так пояснил свое необычное пребывание в улан-удэнском доме-интернате для инвалидов и престарелых. А оно было больше похоже не на прибывание, а на постоянное выбывание. Я уже трижды приезжал в Бурятию и не мог застать его на месте.