Oblasok800

 

 

Речка Хаинда. Приангарье.

На снимке мой добродушный знакомый, старообрядец-отшельник  Пётр Харин. Его предки ушли из мира. А он ещё дальше. От своих. От единоверцев. Когда будет отплывать на рыбалку, спрошу о его жизни в одиночестве. Он глубоко вздохнёт и скажет:

— Двадцать лет уже сам себя здесь мыслями мучаю…

Лодку-обласок он сделал сам. Из одного бревна осины, диаметром сантиметров сорок. Технология изготовления удивительная.

Вначале через тонкий продолговатый проём выдалбливаются внутренности бревна:

— Работать приходится очень осторожно, — поясняет Харин. — Каждое движение нужно выверять. Дерево — не глина. Лишку топором дашь — назад не прилепишь. А бортики и днище должны быть тоненькие, чтобы обласок не тяжельше пёрышка получился.

А потом с помощью огня и распорок дерево раскрывается, как гороховый стручок:

­— Осина — податливая, – говорит, улыбаясь Харин. — При желании из цельной лесины можно не только лодку, а и плаху в метр шириной вытянуть.

Прост с виду этот обласок, да совершенен. Всё лишнее убрано мастерством и опытом поколений. Осталась лишь чистейшая красота да здоровый рационализм. Когда-то окружение Петра Первого долго думало, чем бы поразить голландцев, чтобы те поняли, что такое – настоящее русское мастерство. Иностранцы вовсю до этого хвастались своими деревянными башмаками. А царь сразил их наповал, подарив им наш обласок.

 Kharin chitatel 360Философия Харина проста: жить по совести, в ладу с самим собой. И люди тянутся к нему. Гости здесь редкие. Зимой и в половодье, месяцами может никто не заглядывать. Но кто раз у него побывал — мимо уже не проплывает. Потому что редкая добросердечность — сродни святости. А простота его поступков — убедительнее нравоучений. И, находясь с ним рядом, подспудно ловишь себя на мысли: а ты бы так смог? И чаще всего отвечаешь: нет.

Мы вместе с ним увидели на реке разноцветный балаган. Туристы сплавлялись на разукрашенном катамаране. К берегу они пристали в километре от избушки Харина. Поплыл Пётр Абрамович рыбу половить и заглянул к путешественникам. А у тех — уха с одной вермишелью. Харин отдал им только что выловленных ельчиков и окуньков. Да ещё и богатое место указал. «Вы, — говорит, — вон по той речушке пройдитесь и в бочажках харюзков на обед поудите. Много их там стоит. Да жирные такие…»

Узнал я о такой благотворительности Харина только тогда, когда увидел этих самых рыбаков с двумя вёдрами крупной рыбы. Проходя мимо меня, они не скрывали своего восторга: «Молодец дед! Такое место нам указал! Завтра утром последних выловим и отчалим».

Kharin oblasok Vrt 360Улучив момент высказываю Харину свое недоумение:

— Разве так можно, Пётр Абрамович?! Вы же фактически припасы свои раздаёте. Потом из-за этой доброты зимой голодным сидеть будете.

— Бывает, что и сижу, — отвечает. — Но только, как душа подскажет, так и поступаю. Вот в позапрошлом году на этой самой Хаинде, по осени, я много харюзов наловил. Целую бочку засолил. Тоже думал, что зимой с рыбой буду. А медведь выждал момент, пришел незваным гостем и всё съел. Добро нужно делать, когда есть возможность. От жадности богатым — не станешь.

В другой раз в осеннюю холодину к нему рыбак Фёдор заехал со своей бедой. Весь мокрый, перепуганный:

— Выручай, — говорит. — На камень налетел. Всё что было в лодке — в воду ухнуло.

Пётр Абрамович пошёл в дом и стал собирать котомку. Снабдил пострадавшего одеждой, продуктами, да ещё и снасти дал, чтобы тот с рыбой домой вернулся.

— Скажи, чем я тебя могу отблагодарить? — запричитал, несказанно довольный Фёдор. — Что тебе надо привезти? Заказывай!

Пётр Абрамович рассмеялся и на полном серьёзе ответил:

— Есть одно такое дело. Можешь помочь. Вот когда меня в аду будут жарить… Так ты не забудь в кострище дровишки подбрасывать. Хорошо?! Поможешь мне сполна за мои грехи ответить. Вот этим и отблагодаришь.

С Фёдором я встретился возле Осинового порога. О Харине он отзывался, как о блаженном. Но при этом не скрывал, что сам на хлеб зарабатывал браконьерством.

Разговор о человечности мы продолжим с Хариным следующим днем. Задолго до рассвета. Солнце ещё только собиралось показаться из-за горы, а в печурке уже трещали дрова, и огненные отсветы прыгали по янтарным бревнам. Тепло не спеша выпроваживало утреннюю зябкость. Пётр Абрамович готовил тесто на рыбный пирог:

— За квашнёй надо ухаживать, как за ребёнком. Недоглядишь — на сторону уйдёт или не поднимется. А в итоге — без хлеба останешься.

Поняв, что в этой прелюдии — отзвук вчерашнего разговора, спрашиваю:

— Добро без отклика — это зло?

— Нужно уметь прощать людей, — отвечает он мне, прекращая на время все дела. — Без любви и дары, и помощь — благодатью не станут. Ни для других, ни для себя самого. Вот и у меня не всегда все получается…

Kharin trava 500Перед моим отъездом Харин вдруг сообщил неожиданное:

— Я в монастырь старообрядцев плавал, на Енисей. Присматривал на будущее, куда можно мою немощную старость пристроить… Но не приглянулась мне северная обитель… Вроде всё там есть. И река... И тайга… А душа не приняла. Свободы — нет… Видно, возле Хаинды суждено мне свой век доживать.

— Но здесь, случись что, даже воды подать будет некому?

— А ты на мои мысли внимания не обращай, — успокоил он меня. — Я с ними здесь всё время, как медведь в берлоге: с одного бока на другой переворачиваюсь… А вообще-то, я — не угрюмый. Просто о душе приходится всё время думать. О самом ценном и дорогом, что есть у человека. Но это — тайное… Грехов много. Молюсь редко… Но, может, Господь и приведет к чему-то… Веришь, я раньше был очень хорошим охотником. А сейчас ружьё в руки не беру. Зачем кого-то убивать, когда радость в жизни приносит только живое?!

Затесь седьмая. Совсем недавно в архиве Виктора Астафьева обнаружил его записи о войне. О том, как солдаты преодолевали страх смерти: «Нельзя сказать, что все на передовой молились. Во-первых, это трудно увидеть. Многие вроде меня стеснялись. Как стеснялись признаться в любви и сказать кому-то нежные слова. Так мы были воспитаны… Только староверы никого не боялись. На них рукой сразу махнули: работяги, на себе тащат всё — пусть молятся»