88.

Тобольскъ 8-го Генв. 1821.

Я радъ, любезная Елисавета, что сношенія твои съ тетушкою остались въ прежнемъ положеніи. Она имеетъ много добраго смысла въ уме, и много мужества въ сердце. Въ Москве я остановлюсь въ ихъ доме и она будетъ первая, которая мне раска- жетъ о тебе. Но что разсказъ противъ личнаго свиданія? Я же при- выкъ видеть все вещи съ такой точки зренія, которая не можетъ быть общею. Все тетушки и все свахи на све* те переменить сего не могутъ: ибо это основано на свойствахъ души моей.

Признаюсь, и я радъ, что концертъ твой кончился и у меня за три тысячи верстъ сердце билось. Слава Богу, что все прошло благополучно.

Я получилъ при письме твоемъ письмо Коля и рисунокъ Phododendron. Не знаю, удастся ли мне сыскать его въ Иркутске. Пишу по дороге и въ Камчатку.—Какъ жаль, что ты не Причудница и что нетъ у тебя крестной матери, которая бы туда слетала (*). Безъ нее ответа на мое письмо нельзя ожидать прежде Февраля 1822-го года. Въ замену я при-везу Колю другія сего рода редкости

Прощай моя милая; Господь съ тобою.

Мне осталось написать къ тебе еще только два письма а тамъ и последнее!

89.

Тобольскъ 15-го Геив. 1821.

Не пеняй и не сердись, любезная моя Елисавета, на тетушекъ и уважь более ихъ побужденія, нежели .поступки. Мненіе ихъ о видахъ Марьи

(*) Намекъ на известную стихотворную сказку И. Л. Дмитриева.

Карловны есть мненіе довольно общее; твое положеніе въ семъ доме подало къ сему поводъ; никто не обязанъ такъ знать твою маменьку, какъ знаешь ты и я. Все другіе изъясняютъ ее по внешности; неправильно; но для нихъ вероятно. Прежде тетушекъ я получилъ о семъ четыре письма и ни одного отъ Сталыпина. По симъ-то письмамъ и по соображе- нію ихъ съ твоими писалъ я тебе держать сердце на свободе, отяималъ у тебя, иди по крайней мере хо- телъ отнять на время право выбора. Ты видишь, что и я былъ въ тетушкахъ съ темъ только различіемъ, что я относилъ происшествія къ истинной ихъ причине, къ тебе, а не къ ней. Успокойся, никогда подозревать ее я не стану: ибо знаю ея душу, и вместе знаю, что нельзя никому водить тебя за носъ, кроме однако же NB тебя самой. Несравненно чаще мы обманываемся, нежели бываемъ обмануты. Еще повторяю тоже, что и прежде писалъ, ты въ самомъ невыгодномъ положеніи, чтобъ сделать въ семъ роде основательный выборъ. Весьма многое тебе неизвест- яо и не можетъ быть известно; одинъ я могу истолковать тебе истинное значеніе многихъ лицъ и обсто- ятельстъ, кои тебе представляются совсемъ въ другомъ виде. Терпи и молись; по счастію теперь виденъ уже твоему терпенію конецъ.

Третьяго дня былъ у меня большой обедъ вь день Елисаветы. Последній обедъ въ Сибири —слово последній есть магическое. Къ нему относятся и имъ приправляются все непріятности. Прощай моя милая, Господь съ тобою.

Жоржъ тебе кланяется, но не целуетъ да и тебе целовать его запрещаете ибо онъ считаетъ себя муж чиною; усы его даютъ ему на сіе право. Прекрасный характеръ; отличная душа.

90.

Тобольскъ 22 Генваря 1821

Не знаю, любезная Елисавета, не огорчило-ли тебя предыдущее письмо мое; но ты будешь большая дура, если вздумаешь въ немъ искать более, нежели что я хотелъ сказать. Я не имею никакихъ и ни противъ кого предубежденій; мысли мои о тебе, о будущемъ твоемъ, совершенно свободны и независимы ни отъ какихъ внешнихъ уваженій. Темъ бодее я имею надежды видеть ясно въ твоихъ обстоятельствахъ и судить о нихъ съ безпристрастіемъ.

Чемъ ближе къ разлуке съ Сибирью: темъ более дела. Молись Богу, чтобъ стало глазъ моихъ и терпенія. Бедный Жоржъ также очень занятъ; но это для него полезно.

Прощай моя милая; Господь съ тобою.—Правда твоя, что чемъ ближе къ свиданію: темъ скупее на письмо. Жаль безобразить свои мысли и чувства на столь неблагодарномъ инструмент, каково бедное наше свинцовое письмо.

91.

Тобольскъ 28-го Генваря 1821.

Письмо сіе, любезная моя Елисавета, должно бы было быть последнее; но оно только предпоследнее. Я полагалъ оставить Тобольскъ именно 1-го Февраля; но дела удержатъ меня здесь до 6-го; но далее 6-го ничто уже не удержитъ. По сему расчету я еще могу писать къ тебе въ будущую субботу; а въ воскресенье утромъ считай меня въ довозке и въ полномъ походе. О доме напишу къ тебе изъ

Пензы, или изъ Москвы. Никакой нетъ нужды нанимать этажъ въ вашемъ доме. На первый разъ я остановлюся и долженъ остановиться въ трактире; а потомъ мы посмотримъ и решимся. Со мною пріедетъ довольно большая канцелярія, которую необходимо должно будетъ поместить въ томъ же доме, или по близости. Все сіе не можетъ быть улажено за глазами.

Успокойся. Никакія тетушки ни въ Москве, ни въ Петербурге на меня не подействуютъ Душа твоя и нравъ твой для меня по крайней мере никогда тайною не будутъ; а, ихъ тайна мне также известна: это мелкія расчеты тщеславія, суетности и самолюбія.

Прощай, моя милая; Господь съ тобою.