38.

Иркутскъ 4-го Февраля 1820.

Начинаю письмо мое окончаніемъ твоего. Жаль конечно, любезная моя Елисавета, что судьба насъ непрестанно разлучаетъ. Никто конечно лучше меня понять тебя не можетъ: ибо тонкія души ощущенія понимаются сердцемъ, а не умомъ. Впрочемъ, сколько дозволено намъ постигать непостижимыя пути Провиденія, мне кажется въ самой разлуке Оно имело благотворную для насъ цель. Обоихъ насъ Онъ учитъ терпенію; тебя же въ особенности учитъ ходить на своихъ ногахъ, разбирать собствен-ный свои чувства, соображать ихъ съ другими и действовать. До какой степени сія наука и сей навыкъ нужны въ будущей твоей практической жизни, ты узнаешь сіе въ свое время. Отчего женщины большею частію слабы, нерешительны? — Оттого, что долго ходили на помочахъ, долго въ самыхъ мелочахъ опирались на другихъ. Сіе выгодно для мужчинъ, но совсемъ не выгодно для женщинъ. Тотъ степень слабости, или лучше сказать уклончивости, какую женщинамъ иметь иногда должно, всегда можно пріобресть. Онъ зависитъ отъ кротости, даже отъ правильнаго расчета взаимныхъ гтношеній: но крепость души и силу чувствъ не всегда найдешь, когда ищешь. Ее должно иметь въ запасе и въ привычке.

Я все еще не отправился въ заморскія мои владенія то есть въ две округи за Байкаломъ лежащія, где побывать мне нужно и оттуда посетить Кяхту, где продаютъ теневые шелки и крепы, но на первой неделе поста непременно туда отправлюся. Это будетъ верстъ 500 далее на югъ. Меня уверяютъ, что тамъ и теперь снегу нетъ или очень мало. Посмотримъ. На сихъ дняхъ у меня были два Англинскіе миссіонера, которые поселяются въ Селенгинске. Ни слова ни по Русски, ни по Европейски. Я позвалъ ихъ къ себе на другой день обедать. Отворяются двери и ко мне движется большая, длинная, сухая, пожилая женская Фигура. Это Шотландка изъ роду піетистокъ, жена одного изъ сихъ миссіонсровъ. Это нервая женская фигура, которой духъ явился въ моихъ комнатахъ съ техъ поръ, какъ я въ Сибири. Но счастью она такъ молчалива, что мне не нуж-но было раскрывать для нее все неизвестныя и самому мне сокровища Англинскаго языка. Жоржа не было дома и такъ мне одному оставалось нести всю сію тяжесть. Странное дело! одинъ изъ сихъ миссіонеровъ есть молодой человекъ летъ 23 или 25. Прекрасной фигуры, открытое лицо, образъ ангельской чистоты и невинности. Ангелъ обвинитель да изгладитъ слезою всякую мысль подозренія, чтобъ люди сіи имели какуюнибудь другую цель въ ихъ путешествіи.

Прощай, моя милая, Господь съ тобою.

 

39.

Иркутскъ 10-го Февраля 1820.

Письмо твое отъ 26-го Декабря на другой день Рождества Христова весьма печально, любезная моя Елисавета. Чтобъ утешить себя, я представляю себе, что ты была нездорова, а не огорчена. Впрочемъ какое другое утешеніе могу а иметь, или тебе дать, кроме надежды на Отца Небеснаго.

После завтра я отправляюсь въ Кяхту и оттуда въ Нерчинскъ, подлинно уже на край света. Быть можетъ, что следующая почта не принесетъ тебе моихъ писемъ; но не более, какъ одна почта. Надеюсь, что и изъ Нерчинска письмо мое дойдетъ къ тебе въ срочное время; это только 700 верстъ далее.

Сіе путешествіе есть посдеднее: ибо возвращеніе мое отсюда я не считаю уже путеществіемъ. Отлучка моя отсюда означаетъ, что дела мои здесь кончились; прочее есть дело писцовъ и канцеляріи; но и сіе меня не задержитъ. Во всехъ возможныхъ случаяхъ, цсключая одного высочайшаго посещенія, съ 1-го Мая я отсюда отправляюсь.

Архимандритъ сюда еще не прибылъ, следовательно и писемъ твоихъ съ нимъ я еще не имею.

Не знаю еще, какой подарокъ привезу тебе изъ Кяхты; вероятно теневыхъ шелковъ: ибо тамъ ничего другаго достать нельзя.

Прощай моя милая; Господь съ тобою.