Иркутскъ 10-го Марта 1820.
Наконецъ я въ Иркутске, дюбезная моя Елисавета; то есть въ столице, после всего, что въ продолжении пути мне встречалось. Въ три недели я совершилъ более 3/т. верстъ; странствовалъ въ саняхъ, въ коляске, на телеге и только не верхомъ. Не жалею однакоже ни трудовъ, ни усталости: ибо я виделъ бедствія человеческія кажется на последней ихъ линіи. Впрочемъ кроме усталости ничего не чувствую. Отдыхая и разбираясь съ бумагамц не могу много къ тебе писать. Письма твои получадъ исправно. Весьма радъ, что Кяхтинскія безделки сколько тебе понравились. Постараюсь ихъ достать более и съ собою ихъ привезу. Крепы для тебя и для Сонюшки есть у меня прекрасные. Молись и ожидай Сонюшку целую за письмо. Прощай моя милая; Господь съ тобою.
Иркутскъ 17-го Марта 1820.
Написавъ сіе число я вспомнилъ, любезная моя Елисавета, роковой мой день. Почему же роковой?—Потому только, что человекъ привыкъ ставить себя обладателемъ своей судьбы, что онъ съ удовольствіемъ переноситъ все трудности, странствуетъ по белу свету, но не тогда, какъ его пошлютъ, а когда онъ самъ того захочетъ. Человекъ не умеетъ еще покоряться Провиденію, не можетъ понять, что онъ не что иное, какъ кусокъ глины, коей даютъ разныя формы, что въ гибкости и мягкости состоитъ все его достоинство что планъ и экономія вселенной такъ обширны, такъ многосложны, что странно и смешно вздумать управлять ими и между телгъ въ семъ то именно и состоитъ наше притязаніе: ибо нельзя управлять частію, не касаясь целаго. Покорность и гибкость вотъ все, что намъ осталось. Всякій ропотъ есть бунтъ противъ Провиденія. Такъ разсуждалъ бы я о ;другомъ въ обстоятельствахъ моихъ подобныхъ. Но о себе самомъ я долженъ разсуждать еще строже.. Сколько возмездій, сколько милостей небесныхъ получилъ я въ сіи восемь по видимому несчастныхъ летъ! Сколько истинныхъ прозреній въ природу человеческую и даже высшую. И что жъ после всехъ такъ называемыхъ гоненій и страданій наконецъ нашлось?—волосъ не упалъ съ головы моей. Обращаюсь къ тебе: ибо существо мое не простое, но сложное, Буря застала тебя въ такія лета, ког-да ты ее не чувствовала. Ты играла въ Нижнемъ, играла въ Перми и начала чувствовать бытіе твое въ Великополье. Все вероятности есть, что оставаясь въ Петербурге ни умъ, ни характеръ твой не поручили бы ни развитія, ни твердости. Я не могъ бы тобою заниматься; обстоятельства более изнежили бы тебя, нежели укрепили. Ты была бы по сіе время не что иное, какъ вялый ребенокъ. Таковы суть большая часть женщинъ. Слово трусъ по мненію моему выражаетъ одно все пороки и въ самомъ деле большая ихъ часть происходятъ отъ трусости. Какъ же быть мужественнымъ, не посмотревъ прямо въ глаза опасности и несчастію? Несчастіе! его должно бы было называть другимъ именемъ, именемъ благороднейшимъ, какое только есть въ происшествіяхъ человеческихъ. Въ духовномъ смысле оно есть помещеніе въ число чадъ Божіихъ, сыноположеніе. Въ моральномъ сопричтете въ дружину великодушныхъ. Несчастіе! его должно бы было вводить въ систему воспитанія и не считать его ни оконченнымъ, ни совершеннымъ безъ сего испытанія.
Ты видишь изъ сего, любезная моя Лиза, что я отдохнулъ отъ моего путешествія. Отдохнулъ и готовлюсь издалека къ другому. Все яснеетъ предо мной. Самое небо кажется беретъ въ томъ участіе. Зима наша кончилась; мы гуляемъ уже во фракахъ; я покрайней мере такъ гуляю. Шубы носятъ только по привычке и то редко. Зимній путь совершенно рушился. Сколько бы ни желалъ я послать тебе Китайскихъ безделицъ, не могу. У меня есть для тебя между прочимъ полный Китайскій нарядъ женскій—но прекрасный и онъ къ тебе весьма пристанетъ.
Въ посдеднемъ письме я вижу тебя на бале у Линга. Чинъ и имя конечно что нибудь значатъ и въ танцахъ. Но еслибъ ты была ma ussade: ни то, ни другое не запретило бы тебя отъ сиденья. Трапезниковъ еще не бывалъ. Я ожидаю съ нимъ интересныхъ писемъ.
Вотъ письмо къ новому моему куму. Услади его твоими приветами. Мысль его действительно мне обязательна. Я всегда искренно любилъ Елисавету Карловну за ея добродушие и кротость. Совсемъ иначе написалъ бы я, если бы къ ней писать было можно. Но я знаю его и знаю оттенки характеровъ.
Прощай моя милая; Господь съ то-бою.
