Меновая торговля не могла удержаться при таком положении дел и, по просьбе купечества, скоро было разрешено ввозить при товарах третью часть иностранной монеты, русского золота в полуимпериалах или серебра в изделиях. Это правило тоже, конечно, нарушалось,так как многие провозили тайно гораздо более третьей части; но зато ценность на золото в Кяхте значительно уменьшилась.
Кроме ввоза помимо таможни золота и серебра существовала в большом количестве контрабанда чаем, так как пошлина с него была очень велика, а именно: с черного—-40 коп., с цветочного — 60.
В последнее время, перед переводом таможни в Иркутск, открылась полная свобода торговли всем, чем угодно, кроме корня ревеня, покупаемого от казны. Пошлина с чая сбавлена и назначена: с черного—15, а с цветочного — 40 копеек.
Но в то же время дозволен ввоз чая через Европу, подкосивший кяхтинское дело весьма сильно. Почему купечество не могло удержать в своих руках чайной торговли — это увидит читатель из моих записок о кяхтинской жизни в последние годы ее богатой торговли.
Ну, государь мой,— говорил высокий, крепкий мужчина, хозяин гостиницы, когда я в первый раз приехал в город Троицкосавск, отстоящий на три версты от Кяхты,— когда же вы поедете на плотину?
На какую плотину?—спрашивал я с удивлением.
А в Кяхту-то? Мы ее, по старой привычке, зовем плотиной, а купцов — плотинскими.
Почему же Кяхта зовется плотиной?
А потому-с, что в прежние годы около самой слободы был устроен пруд, и от этого-то пруда и стали звать слободу плотиной. Теперь уж ничего этого и следа не осталось, по реченьке куры ходят, а вместо лесочку остался один песок. Вот и живем мы на этих песках по милости Саввы Владиславича.
Какого это Саввы Владиславича?—спрашивал я опять, сильно хромая там, где дело касалось истории.
Как же это вы, государь мой, не знаете? Савва Владиславович Рагузинский был основателем нашего города и по его имени он получил название Троицкосавска. Этот Рагузинский, когда выбирал место для торговли с Китаем, то хотел непременно найти такую реку, которая бежала бы не из китайских пределов, а от нас. Побаивался он, видите-ли, чтоб китайцы не напустили в воду какого-нибудь зелья и не отравили бы народ,— а такой, реки не нашлось, кроме нашей куроходной. Подумал, подумал Савва Владиславич, да и порешил построить здесь город.