Шахта - копанка Фото: Олег Нехаев Я с трудом нашёл этот овраг в лесу на окраине украинского города Снежное. Навстречу вышли два человека и встретили меня, как диверсанта. Когда сказал, что я журналист и хотел бы о них написать, то мне сразу посоветовали убраться подобру-поздорову.

Тут же нашлись двое провожатых, которые с явной озлобленностью, шагая рядом со мной, начали подозревать меня во всех смертных грехах. На горке усыпанной чёрным штыбом, я резко «поблагодарил» их за такое радушное гостеприимство и бросил в сердцах:

-- Не ожидал от вас такого. Я журналист из России и мне просто хотелось понять, как вы здесь живёте.

-- А документ есть? – резко сменив тональность, заинтересованно спросил коренастый.

Внимательно изучив удостоверение, он вернул его и доверительно сказал:

-- Подожди, я сейчас к старшему схожу.

Оставшийся второй, затараторил:

-- Мы вам завидуем. Владимир Владимирович, единственный, кто не прогибается и кому можно верить. Мы его уважаем.

Пришёл старший и тоже стал величать Путина по имени-отчеству и расточать ему комплименты. Причём делалось это естественно, без всякого пафоса.

В этот момент впервые поймал себя на мысли, что они восхищённо говорили о моём президенте. О президенте моей страны, которого я сам редко когда хвалил и всегда его называл исключительно по фамилии.

Старший, пообщавшись со мной, разрешил «поговорить с работягами», но при условии, что в материале не будут названы никакие детали, могущие привести к прикрытию их бизнеса. Согласившись с такой конспирацией, я включил диктофон и тут же был уличён в нарушении договорённости:

-- Ты спрячь эту фиговину! У нас здесь не филармония. Правда, Василич? – обратился он к обгонявшему нас кряжистому работяге, и отведя его в сторону дал наставления по моему сопровождению.

Перед входом в чёрную «дыру» Василич мне сразу сказал, что этот вход «не только в потаённую шахту, но и в преисподнюю». Он знал о чём говорил. Внутри мне и самому стало ясно, что смерть там в прямом смысле находится намного ближе, чем в обыденной жизни. Она присутствовала во всём, даже во влаге, которая стекала по стенкам и хлюпала под ногами. Точнее, под коленками, потому что по «норе» ходить было не возможно. Там можно было только ползать.

-- Вода омывает сначала покойников, а потом нас, -- спокойно сообщил мне Василич и показал наверх. – Там, над нами, городское кладбище. Так что здесь эта старуха с косой всё время рядышком прохаживается. Ко мне тоже, однажды, заходила… -- он внимательно посмотрел на меня и начал смеяться. – Только я её послал куда следует… Завалило меня тогда. Откопали. Вытащили. А нога перебита. Повезли в травматологию. Привозят. Я весь чёрный, в породе, в угле… А врачиха в приёмном покое осматривает меня и спрашивает с такой хитренькой ухмылочкой: ну что, чумазый, тоже что ли будешь рассказывать, как в своей хате погреб копал?! – и он вновь начинает заливисто хохотать. Затем смотрит на меня и поясняет. – Нам же нельзя говорить, что нас на шахте-копанке засыпало – подсудное дело. Вот все мы и начинаем врать про домашние погреба…

Официальной статистики травматизма шахтёров-нелегалов, по причине указанной выше, не существует. Но на самом деле, почти каждый из подобных работников неоднократно становился нетрудоспособным из-за аварийных ситуаций на самодельных шахтёнках. Естественно, без выписки больничного листа, так как налоги и страховые взносы они государству не платят. И государство им отвечает тем же.

А вот смертельные случаи на копанках не скроешь. Независимый профсоюз горняков Украины (НПГУ) подсчитал и обнародовал трагическую цифру: в среднем во время  «незаконной добычи угля» ежегодно погибает в Донбассе около 150-ти человек.

Пометка в блокноте. Народный юмор породил язвительный вопрос для будущей украинской анкеты: входили ли вы или ваши родственники в состав правительства, администрации президента, или иной организованной преступной группировки, обещавших улучшение жизни людей?