Полночь была на дворе. Поскакал парень, сломя голову, за музыканта­ми, кой-как собрал человек пяток.

Играй,— заревел Забулдыгин входящим музыкантам и склонил на стол голову. Музыканты заиграли камаринскую.— У! Разбойник!—кричал он, вскакивая со стула и торопливо хлебая водку.— Играй! Черт вас задави!— бормотал он, едва шевеля языком.

Начинало уже светать, когда Забулдыгин заснул под чиликанье едва иг­равших от усталости музыкантов.

Редактор газеты никогда, конечно, более не заходил в дом Забулдыгина.

Вот, господа, завели мы на свою голову этот «Кяхтинский Листок»; за наши же деньги нас же в нем и пробирают... Да не долго им потешаться-то: только б градоначальник уехал отсюда, мы тогда по-свойски это дело об­делаем...—толковали купцы.

За грехи, видно, нас Господь...— вздыхая, говорил белобрысый купчик.— Вот мы их всех проберем! — говорил редактор.

Но на счастье купцов этого не случилось, ибо в один прекрасный день редактор «Кяхтинского Листка» волей божию помер, и газета покончила свое скоропреходящее существование.

Ну, слава тебе Христу Богу!— с радостью говорили некоторые купцы. — Теперь, господа, чтоб типография даром не стояла, мы будем печатать ве­домости о количестве ввоза и вывоза товаров.

Оно и приличнее, потому наше дело коммерческое, а эта газета для нас, прости Господи, только один грех.

А библиотека что?— спросит читатель.

Библиотеку тоже, как вещь при торговле совершенно лишнюю, распоря­дились купцы свалить в пакгауз и привесили на дверях ее тяжелые замки.

IX.

Приехал жить в Кяхту из Тары один молодой купчик. Познакомился он со мной и с Сынковым. Сынков живо сошелся с ним за панибрата и начал величать его Куликом Иванычем. Купил этот Кулик Иваныч себе лошадь и однажды вечером приехал к Сынкову с жалобой:

Вот, брат Егор Иваныч, у меня лошадь странная какая, — говорил он с удивлением. Чорт ее знает, что с ней, только как заслышит, что кто- нибудь сзади едет — бросится, как бешеная, удержать не могу!

В хороших, значит, руках была,— подмигивая, объяснял Сынков.

В каких же это хороших руках?

Понятно: у контрабандистов была, да, вероятно, чем-нибудь проштра­филась; упала, может быть, в ров, перескакивая с двумя ящиками чаю через двухсаженную ширину — вот и повели ее на базар — благо, ребра себе не переломала... Да ты, Кулик Иваныч, щупал ли у нее ребра-то? Бывает, друг любезный, и так, что она, бедняга, как ухнет со всего маху на бок в овраг, так ей чайным-то ящиком шесть ребер и переломит!.. Ты посмотри у своей- то лошади...— шутил Сынков.

— Ребра-то у ней целы, да страшно, чорт ее возьми, ездить — как бе­шеная, бросается в сторону. Намедни Собачкин сзади нагонять стал — я едва усидел в экипаже.

А ты верхом привыкай. Может быть, после сам будешь контрабанду возить, так пригодится...

Скажи, Егор Иваныч, ты ведь здесь знаешь все сокровенные,— скажи, много купцов здесь контрабанду провозят?

Как вам, ребята, сказать? Парни вы, кажись добрые,— говорил он, в раздумьи почесывая затылок,— а чорт ведь к вам в души-то влезет!.. Ну да уж слушайте, что ли: занимаются контрабандой не наши кяхтинцы, это было бы очень для них низко, черная, значит, работа,— для этой работы в г. Троицкосавске много всякого народу есть...