Да ты чево кричишь-то понапрасну?— уговаривал русский.
Я севсема кричи нехычи, я только така покажи, какой за нама манер еси,— говорит, успокаиваясь китаец.
Эстафета ускакала в Питер. Просили поддержать торговлю, очень полезную для всего края, просили разрешить ввоз серебра неограниченна, и не дозволять ввоза чаю через Европу, но если уж такой милости не будет, то просили сбавить пошлину и таможню перевести из Кяхты в Иркутск, освободив Забайкалье от пошлины, или даже совсем уничтожить ее. «Так как дальность расстояний и дороговизна провозной платы,— писалось в прошении,— слишком тяжело отзывается на торговле». Андрей Иванович пустился в литературу со своим доказательством о необходимости поддержки кяхтинской торговли.
А что, Андрей Иваныч, ведь нам, надо полагать, пошлину уничтожать, потому мы целый Сибирский край кормим?—спрашивали купцы у своего коновода.
Надо бы полагать, потому все меры приняты. Если уж не уничтожать,
то все же сбавить, принимая во внимание дальность расстояний и многие другие причины.
Уж вы, Андрей Иваныч, пишите позабористее.— упрашивали купцы.
Это мы смекаем.— самодовольно отвечал Андрей Иваныч.
Сделали, значит, свое дело. Написали прошение на высочайшее имя;
послали просительные письма к властям предержащим; навострили Андрея Ивановича, и стали спокойно ожидать последствий. Кругобайкальскую дорогу нашло нужным исправлять правительство (она, между прочим сказать, до сих пор еще не исправлена). Путь из Иркутска до Томска остался тот же и о пути по рекам Ангаре и Енисею перестали даже и думать.
Дело пошло своим старым порядком. Прошли лето, осень и зима. В марте получилась январская книжка «Современника», Андрея Ивановича шарахнули в ней, говоря: что литератор-апологист представляет собой образец крайнего, но злостного скудоумия, и будущее русское купечество будет краснеть за подобные темные подвиги своих предков.
Андрей Иванович не отвечал. Ему было не до того — он отступился от общественных дел для исправления своих собственных. Купцы остались без защитника в литературе и предлагали 500 руб. тому, кто бы написал в защиу их позабористее и отделал бы «Современник». Такого искусника, однако, не оказалось.
Прошло еще года два. Старшины по-старому отслуживали свою годовую службу и сменялись новыми. Таможня, каждый год в декабре, поверяла дела купцов и все оказывалось верно. Выбирались опять старшины, принимали присягу на верность и честность службы — задавались по этому случаю обеды, и дело шло себе так же спокойно и привольно, как и прежде.
В феврале 1862 г. из Китая возвратился уполномоченный от русского правительства. Купцы заслышали о дозволении свободной торговли внутри Китая, но не знали, что делать с этим дозволением и как понимать его. Градоначальник целые дни ездил по домам купцов, упрашивал их делать общественные собрания, являлся на них сам и уговаривал купцов открыть дело внутри Китая.
