Между тем ясно, что главная причина как этого заме­шательства, так и других, о которых сейчас расскажем, произошла от недеятельности главных распорядителей восстания. Если бы Трубецкой и Оболенский рано поутру 14 декабря лично явились в казармы Гвардейского экипа­жа и Московского полка, и Булатов в казармы полка Лейб-Гренадерского, в котором прежде служил, и имея в руках доказательство о новой присяге, которое легко могли дос­тать, так как манифест о замене Константина Николаем печатался еще ночью, начали восстание до приезда на­чальников, то все распоряжения, сделанные накануне, могли быть с точностью исполнены. Теперь же все дей­ствия поневоле были разрознены, и самые ничтожные об­стоятельства могли иметь вредное влияние на исполнение самых разумных распоряжений, как сейчас увидим из того, что произошло в Московском полку.

И тут замешательство вышло от того, что не было глав­ных распорядителей, которые одним своим присутствием предупредили бы всякое недоразумение. Положено было выйти в боковые ворота — как для того, чтобы избежать всякого столкновения с начальниками, стоявшими у глав­ных ворот, так и в соответствие плану, по которому следовало идти в Семеновский и Егерский полки. Между тем первая рота, сопровождавшая знамена и бывшая на сторо­не восстания, не знала об участии в восстании всего пол­ка: и потому когда князь Щепин-Ростовский, выйдя на­встречу ей, захотел сам взять знамя своего батальона, то она знамени не отдавала, не зная, участвует ли он в вос­стании. Солдаты батальона Щепина бросились помогать ему, чтобы отнять у первой роты свое знамя, и в этой сумато­хе, наступая на роту и надвигаясь на нее, миновали боко­вые ворота, так что когда недоразумение разъяснилось, то подошли уже к главным воротам, где стояли дивизион­ный и полковой командиры, которые, разумеется, стара­лись остановить полк. И как они не слушались увещаний идти прочь и не мешать движению, то Щепин нанес им раны, и полк прорвался через главные ворота, не думая, что уже много потерял времени, и получив известие (от кого, с точностью после доискаться не могли), что будто бы другие полки находятся уже на Сенатской площади, устремился туда, вместо того, чтобы идти в Семеновский и Егерский полки и присоединить и их к себе.

В это же время и в Лейб-Гренадерском полку, по нере­шительности действий вследствие неявки главных распо­рядителей восстания, начальники уже успели привести полк к присяге Николаю и распустить по ротам, через что воз­будить полк к восстанию стало уже несравненно труднее, нежели когда он был в общем сборе. И если офицерам и удалось это, то только уж по частям, так что разрозненное действие неизбежно потеряло и единство цели, и силу. Там тоже произошло столкновение с начальством, старавшим­ся удержать полк, отдельные части которого, вместо ис­полнения начальных распоряжений, поспешили также прямо на площадь из опасения, что уже опоздали.

Несмотря на все это, от действий этого полка мог бы все-таки быть большой успех, если бы хоть в эту минуту явились разумные распоряжения главных распорядителей восстания, чтобы воспользоваться движением. Сутгоф со своей ротой вошел беспрепятственно в крепость, но вмес­то того, чтобы остаться в ней и дождаться по крайней мере хоть одного батальона для прочного занятия крепости ^и тем приобрести важную опорную точку не только для успеха дела, но даже и на случай неудачи в начале, так как это давало возможность держаться в крепости до при­бытия подкрепления из военных поселений Сутгоф, не получив соответственного этому приказания, прошел только через крепость и поспешил на Сенатскую площадь; а ког­да явился вслед за ним Иванов с остальными солдатами полка, то комендант догадался уже запереть ворота, и полк не мог проникнуть в крепость.

Но, несмотря, однако же, на то, и это движение все-таки могло сделаться очень важным, если бы главные рас­порядители были налицо и сумели им воспользоваться, потому что Иванов, обойдя крепость, перешел Неву и вступил беспрепятственно во дворец. Ни Саперный баталь­он, расположенный внутри на дворе, ни стоявший в тот день караул на главной гауптвахте не оказали ни малейше­го сопротивления. Лейб-гренадеры, не встречая никакого препятствия, могли свободно подняться в жилые и пара­дные комнаты, где были тогда и Сенат, успевший перейти из своего здания во дворец, и Государственный совет и почти все члены правительства, и, следовательно, могли захватить всех; но, получив приказание спешить на Сенат­скую площадь, вышли в другие ворота. Толпа, стоявшая перед дворцом, около нового государя, расступилась, и лейб-гренадеры без всякой помехи соединились со своими товарищами, с Московским полком и Гвардейским эки­пажем, стоявшими на площади.

Здесь следует исправить два ошибочных показания про­тивников восстания. Говорили, что будто бы это была ис­кусная уловка дворцового коменданта, Башуцкого, кото­рый будто бы взялся указать лейб-гренадерам дорогу, и, обманув их, вывел из дворца в другие ворота. Ничто не может быть нелепее подобного рассказа. Не только офице­ры Лейб-Гренадерского полка, но и солдаты очень хорошо знали внутреннее расположение дворца, так как часто за­нимали караулы и на главной гауптвахте, и во внутренних покоях. Называли также удачно мыслью беспрепятствен­ный пропуск лейб-гренадеров на соединение со стоявши­ми на Сенатской площади другими участниками восста­ния, с целью будто бы сосредоточить его в одном месте. Не говоря уже о том, что допускать соединение неприяте­ля противоречит всем понятиям военного искусства, не осмелились остановить лейб-гренадеров просто потому, что, видя их решимость, боялись возбудить свалку в том месте, где стоял новый государь, и не были уверены даже в тех войсках, которые стояли тут и были, по-видимому, на его стороне.

Между тем гвардейская конная артиллерия, прождав­ши напрасно появления какого-нибудь себе прикрытия и не получая никакого пояснения о причинах замедления, сделала самостоятельную попытку к восстанию, но офи­церов арестовали, а солдат заперли в казармы. В то же вре­мя и один батальон Финляндского полка вышел было из казарм, но также, не получая дальнейших приказаний, воротился в казармы.