Декабрист Антон Арбузов

Устав нашей артели

Таким образом, после волнения, продолжавшегося с лишком две недели, составилось наконец большинство, которое определило избрать комиссию и поручить ей на­чертание устава для внутреннего управления общиною. При том повторилось опять то же явление, что и при истории Аврамова. Все почувствовали, что дело идет теперь о всей нашей будущности и что страстям не должно тут быть ме­ста. Поэтому я был выбран снова от нескольких отделе­ний, что давало мне опять одному больше голосов, чем остальным в комиссии, но я потребовал, чтобы каждое отделение выбрало непременно члена комиссии из соб­ственной среды.

 

Образовавшаяся таким образом комиссия состояла из семи человек; все делопроизводство было пе­редано мне. Оттого в моих руках и сохранились все доку­менты по составлении устава. Товарищами моими по ко­миссии были: Оболенский, Бобрищев-Пушкин, Муханов, Митьков, Поджио и Одоевский.

Комендант ужасно обрадовался мирному исходу дела и неоднократно благодарил меня. Он до такой степени сде­лался уступчив, что только по этому поводу в первый раз официально допустил иметь в каземате перья, чернила и бумагу. Кроме того, дозволено было оставаться с огнем в зале и после того, как запирали уже каземат. Комиссия часто работала всю ночь; трудились деятельно и заседания были публичные. И вот тут-то пришлось пересмотреть и проверить все элементы общественного устройства, от ос­новных начал до мельчайших подробностей, механизма, служащего орудием действия этих начал.

Все теоретическое знание, все практические замечания опыта нашли при том свое приложение. Не участвовавшие в комиссии подавали свое мнение письменно, и оно при­нималось всегда в рассмотрение. Явились истинно ораторс­кие способности, и по истечении некоторого времени ка­зематское общество, наблюдая ход занятий комиссии, до такой степени убедилось в полном знании ею дела и в редком беспристрастии, которое она проявила, что реши­ло дать ей неограниченное полномочие, т.е., что устав, составленный ею, должен быть прямо принят, не подвер­гая его уже на голосование всего общества. Это тем легче было допустить, что в самом уставе были указаны между тем разумные средства для изменения его положений по указанию дальнейшего опыта. Данное комиссии полно­мочие много ускорило окончание дела, и, таким образом, 2 марта 1831 года, через пять месяцев по вступлении в каземат в Петровском заводе, в общей зале, в которую на этот раз собрались все наши товарищи без исключения, комиссия прочитала новосоставленный устав, и он объяв­лен был вступившим в действие. День заключался боль­шим празднеством в каземате и всеобщим примирением.

На другой день явилась ко мне от товарищей депутация (в числе их были и наиболее враждовавшие против меня) благодарить меня, как говорили в приветствии, за «нрав­ственное мужество, твердость и настойчивость, с которы­ми я добился устройства общины, и за искусство, терпе­ние и неутомимую деятельность, обнаруженные по делу составления устава»; благодарили за то, что даже всеми занятиями, которыми я так дорожу, я пожертвовал на столько времени, чтобы потрудиться на общую пользу. Дей­ствительно, два месяца сряду я совершенно оторвался от всех своих занятий. Что же касается до просьбы принять какую-нибудь общественную должность, по собственному моему выбору, то я от этого решительно на этот раз отка­зался. На третий день начались по новому уставу выборы должностных лиц, которых полагалось трое: казначей, хо­зяин, заведовавший общим хозяйством, и закупщик, за­ведовавший частными покупками и заказами.

Так как основание нашего устройства было экономи­ческое, хозяйственное, то и название его должно было выражать сущность вещи. Мы не могли назвать себя общи­ною, что предполагает юридическое значение, а назвали себя обычным народным именем артели, потому что в сущ­ности в основании нашего соглашения был артельский доб­ровольный договор. Чтобы сохранить это значение и устра­нить всякий принудительный характер в новом нашем со­глашении, мы оставили на добрую волю каждого вступить или нет в новоучреждаемую артель, как оставили на со­весть каждого, сколько он должен вносить в артель из получаемого им сверх положения в России. Единственны­ми побуждениями оставались, следственно, нравственные: совестливость перед товарищами в нарушении признанной обществом уже нравственной обязанности помогать им, пользуясь их именем для получения денег в размере боль­шем, нежели дозволено, и во-вторых, выгода взаимного обеспечения, которую чувствовать и сознавать приходи­лось потом не раз и самым богатым.

Основные положения устава были следующие: призна­но было, что необходимые расходы требуют, чтобы каж­дый получал не менее 500 руб. ассигн. (тогда счет после на ассигнации). Для достижения этого положено было, чтобы всякий, кто получает 500 руб. и менее, вносил деньги свои сполна в артель: туда же поступало жалованье и про­виант; те же, которые получали свыше 500 руб., должны были вносить 500 руб. также обязательно, а из излишнего такую часть, которую они могут отделить по совести и по доброй воле. Надобно припомнить, что некоторые могли вносить и не по одной тысяче, и это все-таки составило бы не более десятой доли получаемого ими под предлогом вспоможения неимущим товарищам.

Для составления бюджета общих расходов выбиралась перед новым годом на каждый год временная комиссия, которая, проверив расходы предшествующего года, состав­ляла на основании существующих цен на все примерную смету, из чего было уже видно, какую часть из 500 руб. на каждого человека следовало отделить на общие расходы. Остальное представлялось в полное личное распоряжение каждого. Общие расходы составляли: стол, чай, сахар, хлеб к чаю, устройство кухни, огорода и бани, плата общей прислуге и за общие церковные службы. Сумма, назначен­ная на общие расходы, поступала в распоряжение посто­янной комиссии, состоявшей из казначея, хозяина и за­купщика, которым представлялось делать все хозяйствен­ные распоряжения и уравнивать денежные отпуски на об­щие и частные потребности.

Для частных надобностей каждое лицо на причитающу­юся ему сумму на каждый месяц имело открытый кредит в артельных книгах и право выдавать записки на уплату. Разумеется, при изобилии денег в кассе и удовлетворении общих потребностей, постоянная комиссия имела право делать на частные издержки кредит и более, чем на месяц. По окончании года постоянная комиссия должна была пред­ставлять временной комиссии для ревизии все три книги: казначейскую, хозяйственную и частную.

Деньги наши хранились в местном казначействе, отку­да получались через плац-майора. Для уплаты по общим расходам записки выдавал хозяин, а для частных расхо­дов — казначей и закупщик, которому передавались все частные записки. Нужно ли, например, было кому упла­тить за мытье белья, он посылал к казначею записку за своею подписью; казначей вносил этот расход на имя под­писавшего лица, а сам в свою очередь давал записку к плац-майору, что такому-то и такой-то следует получить за мытье белья (но не означая уже чьего) из артельских денег столько-то; получивший эту записку являлся с нею на другой день поутру к плац-майору и получал деньги без замедления и т.п.

Так как артель отвечала только за те расходы, которые производились через нее, то есть через ее должностных лиц, то в заводе и объявлялось ежегодно через плац-майо­ра, кто должностные лица в каземате на хозяйственный год, который считался у нас с 1 марта текущего года до 1 марта последующего. Всякие сделки помимо артели дела­лись уже на свой страх и вступившие в таковые лишены были всякого права обращаться с требованием уплаты в артель.

Артельное устройство вскоре взяло такую силу, полу­чило такое доверие, что поставило в зависимость от себя самых богатых из наших товарищей, которые, именно по избытку богатства, почти все отличались безалаберностью ведения своего хозяйства. Выдача из казначейства денег в большем размере, нежели определялось, более выгодные покупки от закупки массою, заем денег в случае времен­ного недостатка и пр. — все это могло делаться только через артель; и когда я был потом хозяином, то не раз самому богатому из нас, Трубецкому, приходилось обра­щаться ко мне, как к хозяину, с просьбою о ссуде денег, провизии или о кредите для закупок.

Временной комиссии представлялось также обсуждать изменения в уставе. Все сделанные замечания и предложе­ния по этому поводу от одного ли лица или коллектив­ные, должны были сообщаться письменно и мотивирован­ные. По рассмотрении, они с заключением комиссии пред­ставлялись на общее голосование. Впрочем, в крайних слу­чаях могла быть избрана временная комиссия и не в обыч­ное время; но для этого требовалось, чтобы требование о созвании комиссии было подписано не менее как третью голосов всех лиц, составляющих артель.