Таким образом, после волнения, продолжавшегося с лишком две недели, составилось наконец большинство, которое определило избрать комиссию и поручить ей начертание устава для внутреннего управления общиною. При том повторилось опять то же явление, что и при истории Аврамова. Все почувствовали, что дело идет теперь о всей нашей будущности и что страстям не должно тут быть места. Поэтому я был выбран снова от нескольких отделений, что давало мне опять одному больше голосов, чем остальным в комиссии, но я потребовал, чтобы каждое отделение выбрало непременно члена комиссии из собственной среды.
Образовавшаяся таким образом комиссия состояла из семи человек; все делопроизводство было передано мне. Оттого в моих руках и сохранились все документы по составлении устава. Товарищами моими по комиссии были: Оболенский, Бобрищев-Пушкин, Муханов, Митьков, Поджио и Одоевский.
Комендант ужасно обрадовался мирному исходу дела и неоднократно благодарил меня. Он до такой степени сделался уступчив, что только по этому поводу в первый раз официально допустил иметь в каземате перья, чернила и бумагу. Кроме того, дозволено было оставаться с огнем в зале и после того, как запирали уже каземат. Комиссия часто работала всю ночь; трудились деятельно и заседания были публичные. И вот тут-то пришлось пересмотреть и проверить все элементы общественного устройства, от основных начал до мельчайших подробностей, механизма, служащего орудием действия этих начал.
Все теоретическое знание, все практические замечания опыта нашли при том свое приложение. Не участвовавшие в комиссии подавали свое мнение письменно, и оно принималось всегда в рассмотрение. Явились истинно ораторские способности, и по истечении некоторого времени казематское общество, наблюдая ход занятий комиссии, до такой степени убедилось в полном знании ею дела и в редком беспристрастии, которое она проявила, что решило дать ей неограниченное полномочие, т.е., что устав, составленный ею, должен быть прямо принят, не подвергая его уже на голосование всего общества. Это тем легче было допустить, что в самом уставе были указаны между тем разумные средства для изменения его положений по указанию дальнейшего опыта. Данное комиссии полномочие много ускорило окончание дела, и, таким образом, 2 марта 1831 года, через пять месяцев по вступлении в каземат в Петровском заводе, в общей зале, в которую на этот раз собрались все наши товарищи без исключения, комиссия прочитала новосоставленный устав, и он объявлен был вступившим в действие. День заключался большим празднеством в каземате и всеобщим примирением.
На другой день явилась ко мне от товарищей депутация (в числе их были и наиболее враждовавшие против меня) благодарить меня, как говорили в приветствии, за «нравственное мужество, твердость и настойчивость, с которыми я добился устройства общины, и за искусство, терпение и неутомимую деятельность, обнаруженные по делу составления устава»; благодарили за то, что даже всеми занятиями, которыми я так дорожу, я пожертвовал на столько времени, чтобы потрудиться на общую пользу. Действительно, два месяца сряду я совершенно оторвался от всех своих занятий. Что же касается до просьбы принять какую-нибудь общественную должность, по собственному моему выбору, то я от этого решительно на этот раз отказался. На третий день начались по новому уставу выборы должностных лиц, которых полагалось трое: казначей, хозяин, заведовавший общим хозяйством, и закупщик, заведовавший частными покупками и заказами.
Так как основание нашего устройства было экономическое, хозяйственное, то и название его должно было выражать сущность вещи. Мы не могли назвать себя общиною, что предполагает юридическое значение, а назвали себя обычным народным именем артели, потому что в сущности в основании нашего соглашения был артельский добровольный договор. Чтобы сохранить это значение и устранить всякий принудительный характер в новом нашем соглашении, мы оставили на добрую волю каждого вступить или нет в новоучреждаемую артель, как оставили на совесть каждого, сколько он должен вносить в артель из получаемого им сверх положения в России. Единственными побуждениями оставались, следственно, нравственные: совестливость перед товарищами в нарушении признанной обществом уже нравственной обязанности помогать им, пользуясь их именем для получения денег в размере большем, нежели дозволено, и во-вторых, выгода взаимного обеспечения, которую чувствовать и сознавать приходилось потом не раз и самым богатым.
Основные положения устава были следующие: признано было, что необходимые расходы требуют, чтобы каждый получал не менее 500 руб. ассигн. (тогда счет после на ассигнации). Для достижения этого положено было, чтобы всякий, кто получает 500 руб. и менее, вносил деньги свои сполна в артель: туда же поступало жалованье и провиант; те же, которые получали свыше 500 руб., должны были вносить 500 руб. также обязательно, а из излишнего такую часть, которую они могут отделить по совести и по доброй воле. Надобно припомнить, что некоторые могли вносить и не по одной тысяче, и это все-таки составило бы не более десятой доли получаемого ими под предлогом вспоможения неимущим товарищам.
Для составления бюджета общих расходов выбиралась перед новым годом на каждый год временная комиссия, которая, проверив расходы предшествующего года, составляла на основании существующих цен на все примерную смету, из чего было уже видно, какую часть из 500 руб. на каждого человека следовало отделить на общие расходы. Остальное представлялось в полное личное распоряжение каждого. Общие расходы составляли: стол, чай, сахар, хлеб к чаю, устройство кухни, огорода и бани, плата общей прислуге и за общие церковные службы. Сумма, назначенная на общие расходы, поступала в распоряжение постоянной комиссии, состоявшей из казначея, хозяина и закупщика, которым представлялось делать все хозяйственные распоряжения и уравнивать денежные отпуски на общие и частные потребности.
Для частных надобностей каждое лицо на причитающуюся ему сумму на каждый месяц имело открытый кредит в артельных книгах и право выдавать записки на уплату. Разумеется, при изобилии денег в кассе и удовлетворении общих потребностей, постоянная комиссия имела право делать на частные издержки кредит и более, чем на месяц. По окончании года постоянная комиссия должна была представлять временной комиссии для ревизии все три книги: казначейскую, хозяйственную и частную.
Деньги наши хранились в местном казначействе, откуда получались через плац-майора. Для уплаты по общим расходам записки выдавал хозяин, а для частных расходов — казначей и закупщик, которому передавались все частные записки. Нужно ли, например, было кому уплатить за мытье белья, он посылал к казначею записку за своею подписью; казначей вносил этот расход на имя подписавшего лица, а сам в свою очередь давал записку к плац-майору, что такому-то и такой-то следует получить за мытье белья (но не означая уже чьего) из артельских денег столько-то; получивший эту записку являлся с нею на другой день поутру к плац-майору и получал деньги без замедления и т.п.
Так как артель отвечала только за те расходы, которые производились через нее, то есть через ее должностных лиц, то в заводе и объявлялось ежегодно через плац-майора, кто должностные лица в каземате на хозяйственный год, который считался у нас с 1 марта текущего года до 1 марта последующего. Всякие сделки помимо артели делались уже на свой страх и вступившие в таковые лишены были всякого права обращаться с требованием уплаты в артель.
Артельное устройство вскоре взяло такую силу, получило такое доверие, что поставило в зависимость от себя самых богатых из наших товарищей, которые, именно по избытку богатства, почти все отличались безалаберностью ведения своего хозяйства. Выдача из казначейства денег в большем размере, нежели определялось, более выгодные покупки от закупки массою, заем денег в случае временного недостатка и пр. — все это могло делаться только через артель; и когда я был потом хозяином, то не раз самому богатому из нас, Трубецкому, приходилось обращаться ко мне, как к хозяину, с просьбою о ссуде денег, провизии или о кредите для закупок.
Временной комиссии представлялось также обсуждать изменения в уставе. Все сделанные замечания и предложения по этому поводу от одного ли лица или коллективные, должны были сообщаться письменно и мотивированные. По рассмотрении, они с заключением комиссии представлялись на общее голосование. Впрочем, в крайних случаях могла быть избрана временная комиссия и не в обычное время; но для этого требовалось, чтобы требование о созвании комиссии было подписано не менее как третью голосов всех лиц, составляющих артель.