Газета «Правда», 1984 год, 2 марта.
На московском перроне плотно одетых бамовцев встречают бодрым вопросом:
Ну, как там морозы?
Рекорда оймяконского нынче не побили,— отшучиваются гости,— но зима настоящая.
Конечно,— понимающе, даже с оттенком зависти подхватывают москвичи,— за Уралом воздух сухой, поэтому...
И принимаются объяснять, что, мол, европейский мороз гораздо злее сибирского: тут и повышенная влажность, и пронизывающие ветры, и другие неприятные факторы. Сибиряки охотно поддакивают, однако, чтобы в долгу не остаться, восклицают от простоты душевной:
-— Чем в Европе мучиться, давайте к нам...
На что москвичи отвечают чаще всего уклончиво и не сразу. Должно быть, вспоминают, как лет пять назад столицу навестили сибирские холода. Те самые — сухие, безветренные, которые «легко переносятся». Но что-то не слыхать было радостных возгласов: «Мороз и солнце!..»
А ведь синоптики предупреждали загодя: идет аномальное холодание, утепляйтесь, граждане. Но до того ль тут было — Новый год на носу. Началось с легкого огорчения — у многих полопались выставленные на балкон бутылки с шампанским, а более крепкие напитки превратились в куски льда. Не успели разобраться с этакой незадачей, как посыпалось: там трубы отопления порвались, там водопровод перехватило, там машины застыли, точно каменные; померзли сады, овощи в хранилищах... Неуютно сделалось в домах, опустели улицы — будто и не елочные дни. Даже в магазинах, помнится, стало посвободней. В трамвае — обледенелом, скрипучем, присядешь бывало на скамейку и тотчас вскакиваешь, будто со сковороды каленой. Только декаду продержались тогда низкие температуры — без ветра, без влажности, а бед понаделали изрядно. Разве не удивительно, что в Сибири такие, да еще похлестче, морозы тянутся месяцами, и ничего...
Нет уж, с какой стороны ни доказывай, а холод есть холод; работать на морозе совсем не сладко. И если кажется сибирский мороз терпимым, то потому только, что отношение к нему гораздо более серьезное. Те же москвичи, украинцы, кавказцы, уроженцы Прибалтики, Средней Азии, переехавшие в Сибирь, уже на вторую зиму начинают вести себя соответственно условиям. По-другому готовятся к холодному периоду, со всем возможным тщанием утепляют жилье, заводские корпуса, фермы, по другим принципам выбирают себе одежду, обувь. Топливо и питание рассчитывают также с учетом повышенного расхода калорий. Все это вместе и составляет так называемую закалку, «привычку» к холодам.
Однако тут надо различать две вещи, прямо скажем, полярные. На том же БАМе, на Тюменском Севере, в других районах, считающихся весьма суровыми по климатическим условиям, от людей, работающих под открытым небом, редко услышишь сетования на морозы, ветры и прочие метеорологические неблагоприятности. Спросишь, отвечают кратко: «Знали, куда ехали...»
Помню, во время прокладки первого газопровода в Якутии не разрешали производить сварочные работы при очень низких температурах. Сидеть бы сварщикам у печки вместо того, чтобы с промороженной железной трубой обниматься. Так контролеры с ног сбились, чтобы выполнялся запрет.
«Чуть отвернешься,— жаловались они,—- смотришь, опять кто-то на трассе сверкает, варит... Начинаешь его отчитывать, а он сосульки с бровей отскребает: «С утра вроде тепло показалось...»
Если фронт работ открыт, если стройка идет без простоев, холода никого не пугают. Но когда касается «тылов», здесь самые крепкие и закаленные ставят вопрос совсем иначе. Логика рассуждений также предельно проста: раз уж я на окаянном морозе вкалываю, так должен после работы вернуться в тепло, в уют, сесть за хороший стол. И чтобы дети были ухожены и присмотрены, чтобы было где досуг и отпуск провести с удовольствием и с пользой.
СМОГЛИ
