Андрей Иванович продолжал.
Вот это ловко! Это, значит, в порядке, за это спасибо!—говорили купцы своему коноводу, Андрею Ивановичу.
Аким Акимыч, вели-ка, брат, переписывать, думать тут больше нечего, сегодня в ночь и дернем эстафету.
А об чем генерал-губернатору-то писать?
Андрей Иванович дает такую мысль:
– Нужно написать, что торгующее на Кяхте купечество, в память покорения Амурского края и посещения Кяхты его высокопревосходительством, в общем своем собрании положило: соорудить по дороге на Усть-Керан памятник, который увековечит славу его высокопревосходительства,— ну а потом, значит, вот, мол, так и так: слухи, мол, ходят нехорошие, примите участие и т. д. В этом роде и составить. Я сейчас набросаю.
Уж, пожалуйста, Андрей Иваныч!— просят купцы товарища.
Аким Акимыч! Скоро ли там у вас?
Сейчас, сейчас!—откликается Аким Акимович из другой комнаты, где он зорко следил за перепиской Егорова, который, скрючившись в три погибели, старательно выводил разные узорчатые буквы.
Теперь, на какую же сумму памятник соорудить? Да и зачем этот памятник?— слышится голос Макарьева.— Ведь это значит, ребята, даром деньги бросать; кабы в городе, ну, оно ничего, как будто для красоты, примерно, а то дело-то выходит не совсем чисто.
Ах, Степан Михайлыч, вы точно Лукошкин — восстаете против общества, стыдно. Ведь вы не мальчик, вам, поди, скоро 60 лет стукнет,— уговаривают Макарьева.
Да вы чево, ребята? Я не против общества...— отвечает сконфуженный Макарьев.— Я только спросил: зачем за городом на дороге памятник строить?
Нельзя, политика того требует: там мы провожали генерал-губернатора на Амур, шампанское пили, в память, значит, события,— объясняет Андрей Иванович.
Ну, как знаете, ребята!—говорит Макарьев, отчаянно махая рукой.
Боже, милостив буди мне грешному...— слышится вздох белобрысого купчика.
Эй, Аким Акимыч! Что же это, как у вас там копаются? Готово ли?
Сейчас, сейчас! Всего пять строк осталось... Егоров, не торопись, не испакости бумаги...—наставительно говорил Аким Акимыч Егорову, усердно выводящему красивые буквы.
Нут-ко, прочитайте-ка еще раз, посмекаем еще маленько!—заговорили купцы, когда Аким Акимыч принес переписанную бумагу.
Аким Акимыч прочитал.