"Мои" герои, в своем большинстве, — настоящие сибиряки. Потомки тех первопроходцев, которые когда-то пошли «навстречь солнцу». И дошли до Тихого океана. Тогда все это огромное пространство за Уралом именовалось Сибирью. Контраст с основной «Расеей» был явственен. Приезжавших посмотреть неведомую страну в первую очередь поражала — не природа. Люди. Они были — вольные. Не униженные рабством крепостного права. И это было — не чудо. Государственная политика. Мировой феномен. До сих пор никем серьезно не изученный. Поэтому я всегда внимательно присматриваюсь к сибирякам-старожилам. Живет ли в них до сих пор эта притягательная волюшка?
Нас очень быстро приучили восхищаться далекими странами, удивительными папуасами и всякими разными джунглями. О своем же, родном и близком, — знаем совсем мало. Гордимся — еще меньше.
Но даже если обращать внимание лишь на внешнее: только в Сибири можно на одной реке увидеть в верховьях верблюда, а в низовьях белого медведя. Как лед и пламень. Экзотика высшего класса.
На том же Енисее, на его притоках, можете повстречаться с уникальным народом кето и непреклонными раскольниками. Нигде в мире больше нет таких природных контрастов и удивительных соприкосновений этносов.
Вот эти «Дети тайги» живут в медвежьем углу на Большой Бирюсе. Они знать не знают о существовании цивилизованных лакомств и развлечений. Нет в их Усть-Кайтыме
ни магазина, ни электричества. Самая любимая игрушка — самодельный «деревянный коник, которого тятя сделал». Но эти дети по-настоящему счастливы. И жизнь их радостнее и светлее, чем у большинства сверстников из «нашего» цивилизованного мира. Не знают они ни мата, ни наркотиков, ни развращающей праздности. Избавлены от воровства и от многих других пороков. Живут — будто на другой планете. А ведь это тоже – Сибирь. Россия.
Мне запомнилось, как фотографировались староверы. Они не торопились. Чувствовали важность момента. Ощущали, что именно сейчас будет зафиксирована память о них.
Так проявлялась ответственность перед временем и перед историей.
Побывав у них, я понял, почему такими проникновенными и особенными смотрятся лица на старых дореволюционных фотографиях. Снимаемый чувствовал, что «птичка» для него вылетает, может быть, в первый и последний раз в жизни. И только по этой карточке и будут судить о нем потомки.
Сейчас мы снимаемся походя. Наверное, как и живем.
Это Достоевский сказал, что красота спасет мир. Не знаю. Столько пришлось увидеть всего, что начинаешь сомневаться. Приходишь к другому выводу: мир должен сам начинать спасать изначальную красоту в себе и в своем окружении. И вот в этом, возможно, и будет потом его спасение.
Так уж сложилось, что я и пишущий, и снимающий одновременно. Но журналисты о написанном мной часто говорят: это — не журналистика. А литераторы своим меня никогда не признавали. Как и фотографы. Пограничье. Это же отношение постоянно проявляется и во взаимоотношениях с моими героями. Правда, в другом измерении. Перед объективом все «немеют», становятся «скульптурой». Но спросите о чем-нибудь в этот момент снимаемого, и он с облегчением «вернется» к самому себе. Я спрашиваю и снимаю одновременно. Это — самый быстрый путь к естественности взаимоотношений.
Есть в таком подходе и еще одно преимущество. С моим героем я всегда один на один. И зачастую те откровения, которые «не для печати», как раз и являются главными в понимании человека. При постороннем фотографе о многом сокровенном я бы наверняка никогда не услышал от своих собеседников.
Такой подход работу легче не делает. Но этот маленький нюанс позволяет быть ближе к настоящей жизни и не дает вкрадываться лишним деталям в ее отражение. Ведь как говорил знаменитый Картье-Брессон: «Разница между хорошим и средним снимком — это вопрос нескольких миллиметров, очень маленькая разница. Но существенная. Думаю, что между фотографами нет больших разниц, зато очень важны разницы маленькие».
Мой знакомый фотожурналист как раз и додумался до этой «маленькой разницы». Отгородил себя от древней вазы огромной белой ширмой, оставив в ней лишь крохотную прореху для объектива.
Он почувствовал себя гением, сумев не отразиться в действительности. Но те, кто потом рассматривал его снимок, даже и не задумывались об этом. Просто говорили: как хорошо получилось. Хотя, если присмотреться, — фотограф все-таки отразился в том снимке. Маленькой, едва заметной «точкой». Но от этого уже никуда не денешься, потому что он тоже стал неприметной частичкой большой истории.
Олег Нехаев
***ЧИТАТЬ ДАЛЬШЕ: НЕ ВСЕ НА РУСИ КАРАСИ" __
РИСК
ВНИМАНИЕ!
