Ну наша поторгова дела, Хадзюйла еси (пьян стал) плиятер!—угощают они купившего чай купца, счастливые и довольные выгодной продажей чаю.
Отчего вы так скверно по-русски говорите?— спросил я однажды китайца и более никогда не решался повторить своего вопроса.
Он с упреком ответил мне на мой вопрос, что мы, китайцы, хотя плохо, да все же говорим на вашем языке, а вы, русские, имея несколько десятков лет китайско-русское училище — не выучились до сей поры ни говорить, ни писать по-нашему.
«Да!— подумал я.— Прав ты, китаец, и нечего мне тебя спрашивать более об этом. Прав ты, потому что, как ни на есть, а говоришь по-русски, хо-тя, может быть, и не имел никакого желания изучать его, да заботливое твое правительство не пускало тебя иначе в Кяхту, как заставив предварительно выдержать в Калгане (800 верст от Кяхты) курс изуродованного кяхтинского наречия.»— Отчего же наши русские молодцы не искусились в этой грамоте?— спросит, пожалуй, читатель.
Вместо ответа я попрошу вас зайти в класс и послушать, как преподается в нем китайская грамота.
Входим. Зал довольно обширный, все в порядке, полы чисто вымыты, на скамьях сидят опрятно одетые мальчики, за столом посреди комнаты восседает седой и дряхлый старец, украшенный разными знаками отличий; перед ним лежит большая широкая книга — «Грамматика китайского языка, составленная монахом Иакинфом». Сидит старец на стуле, упершись локтями на ; стол, и ведет такую речь:
— Был в то время, господа,— едва слышится его голос,— в то время, говорю я, был в Иркутске мой благодетель и начальник — генерал Р... Пригласил он меня к себе. Это было в тот год, как я возвратился из моего первого путешествия в Поднебесную империю. Этакая, понимаете, честь: генерал к себе в гости приглашает. Ну, понимаете, я отправился. Вхожу. Ея превосходительство изволят сидеть по правую сторону дивана, а его превосходительство изволят на левой...
Мальчики слушают, где и как изволили сидеть их превосходительства, а сами строят из карт домики или работают что-нибудь перочинными ножичками. Лекция о генерале с супругой кончается. Еле передвигающий ноги старец к кокцу класса, как будто вспомнив о своей обязанности, скажет слова два-три о китайских знаках, имеющих два хвостика, и о знаках, имеющих три хвостика, затем и покончит.
Завтра, господа ученики, если будем живы и здоровы, поговорим о следующих знаках,— добавлял он, поднимаясь со своего педагогического кресла.
А на следующий день опять он рассказывает о каком-нибудь генерале.
Таким образом, учит мальчик китайский язык и, через несколько лет, оканчивает курс, проэкзаменованный тем же ветхим старцем. После экзамена поступает мальчик на службу к купцу в Торговой Слободе, и три года тянет лямку, переступая поочередно все ступени служебных обязанностей, начиная от чистки сапогов для прикащиков, до чистки игорных столов в хозяйских аппартаментах. Когда он вырастет и сделается парнем, его посылают в Майматчин с прикащиками принимать чай. Пройдут, наконец, еще три года, роковые три года, необходимые для того, чтобы получить почетное гражданство...
СМОГЛИ
