В следующем же 1739 году вчерне церковное здание в кяхтинской тор­говой слободе было готово. Но в остальном в благоукрашении Храма и в снабжении его всеми потребностями, конечно, соответственно усердию и состоянию здателей, не рядовыми, общий жребий, на которой в Восточной Сибири обрекались отдаленностию все новостроющияся церкви, не миновал и Кяхтинской. В 1740 году успели приготовить к освящению только один придел Никольский, и полковая церковь была возвращена коменданту Бухгольцу.

Что же касается до храма Воскресенского, то со всеми отстроился и благоу красился слишком чрез семь лет от заложения. Симон Ильич Сви­ньин просил об его освящении 10 Июня 1746 года. Но, к огорчению Кях­тинских прихожан, непредвиденныя обстоятельства снова отдалили испол­нение их желания еще года на четыре. Время это было для Епископа Ин­нокентия тревожное. Его вызывали в С-Петербург против его хотения. Спер­ва он отписывался, но наконец должен был повиноваться и 22 Августа то­го 1746 года выехал из Иркутска. Ход Епархиальных дел при таком коле­бании не мог не нарушиться. Затем, хотя при отъезде своем Епископ Инно­кентий предоставил Епархиальное управление Консистории, не исключая и Чачи разрешения на освящение заложенных при нем Церквей, для чего ос­тавил 22 освященные Антиминса; но консистории нужно было время оз- •<акомиться с новыми своими обязанностями; а могло быть и то, что она смотрела на Кяхтинский храм, как на не подходивший под условия общия Другим новостроющимся церквам, ибо у ней было в виду представление об том пограничном храме не разрешенное еще в Синоде, и потому она могла ожидать или синодального разрешения, или возрашения отбывшего Архи­пастыря, или назначения нового архиерея. И уже тогда, как в течении трех годов не сождала ни того, ни другого, ни третьего, решилась окончить дело сама. Консисторский указ об освящении Кяхтинского Воскресенского храма (деревянного) последовал 13 Июля 1750 года, но имя священника Уфтю- жанинова. Впрочем, не всего ли проще объяснить эту медленность внезап­ным переворотом участи главного, и вероятно, единственного деятеля в со­зидании храма? В 1746 году, лишь только поступило к епархиальному на­чальству заявление от Симона Свиньина о готовности сего храма к освяще­нию, на Кяхту проскакал адъютант Ознобишин для ареста тамошнего ко- мисара Симона Свиньина и для описи его имения.

Откуда такая гроза,— это поясняется данным потом 20 Июля 1748 года именным Высочайшим указом, гласившим во всенародное услышание:

«Божиею Милостию мы, Елисавет первая, Императрица и Самодержица Всероссийская.

И прочая, и прочая, и прочая, Объявляем всем нашим верноподданным.

Понеже бывшей на китайской границе, на кяхтинском форпосте, комис­сар Симон Свиньин явился в наших интересах не только подозрительным, но и суще похитителем немалой казны, и во многих противных указам на­шим поступках; а притом, как нам небезъизвестно, и подданным нашим чинил раззорение и обиды собою и чрез прикащиков своих, между которы­ми от большой части родственники его были: о чем мы указали наикрепчайше изследовать нашему полковнику Вульфу[3] . Итого ради всем нашим верноподданным всемилостивейше повелеваем: ежели кому от него Симона Свиньина и от его приказщиков чинены какие обиды и раззорение, или кто знает за ним похищение нашего Интереса, и спрятанные у кого его всякого звания пожитки и товары и в торгах и в процентах денежные капиталы, тем всеми у кого что в руках из означенных имений и денег есть, оное объявлять я в обидах прошения подавать ему полковнику Вульфу без всякого опасения и утайки, а кто те его пожитки товары и деньги имеет у себя вне сибир­ских городов, тем объявлять в губерниях губернаторам и в городах воеводам, где кому поблизости способно: а им губернаторам и воеводам доно­сить о том в наш кабинет: а ежели кто до июля месяца будущего 17 49 го­ду о том не объявят, а после от кого будет донесено и доказано, и те люди за таких же хищников как и оной Симон Свиньин будут почтены и все движимые и не движимые их имения конфискованы, и сами они жестоко будут наказаны. И чтоб никто неведением отговариватся не мог, о том для всенародного известия указали мы сей наш указ напечатав во всей нашей Империи публиковать».

Не знаем, чем решился суд над Симоном Свиньиным, но имеем основа­ние думать, что если не полным его оправданием, то и не конечным осуждением. Ум и энергия этого человека могли вызвать против него озлобление мелких душ и распространить клеветы. Но следователь полковник Вульф был судья прямодушный и добродушный. И ему ничего не стоило разор­вать паутину и оправдать напрасно опутанного. К этому заключению при­водит нас то, что Симон Свиньин в 1749 году опять является деятелем на пользу кяхтинской церкви, заведывающим ея казною, а в 1750 году обличи­телем злоупотреблений церковного при ней старосты ярославского купца Михайла Усова. В одной из Иркутских летописей (карамзинской) отмечено: «1781 года октября 11 дня умер бывший кяхтинский комиссар Симон Иль­ич Свиньин; похоронен 13 числа у Крестовской Церкви (в Иркутске). А 1783 года мая 12 дня скончалась жена его Марья Яковлевна». Отсюда можно заключить, что Симон Ильич скончался в мире, в маститой старости, и жил после освящения выстроенной им на Кяхте Воскресенской Церкви 30 лет. И Иркутске на память его есть Свиньинская улица.

 

ПЕРВЫЕ СВЯЩЕННОСЛУЖИТЕЛИ В КЯХТЕ

Сказав в предшедшем № о построении в Кяхтинской Торговой слободе первого Храма, деревянного Воскресенского, кстати примолвим и о первых Священнослужителях в этом пограничном местечке.

Епископ Иннокентий Нерунович отчислил Троицкосавскую крепостную церковь, устроенную Саввою Владиславичем, от Посольского монастыря, вместо присылавшегося сюда на служение иеромонаха, назначил постоян­ного Священника, находившагося в том же Посольском монастыре, Федора Андреева, и ему же поручил на первый раз заведывать в Торговой Слободе походною, взятою из полка, церковию. Но Федор Андреев был стар и дряхл, потому торговые на Кяхте люди, немного потерпев его, просили опреде­лить к ним особого священника. Преосвященный приказал переместить сю­да из Урика Андрея Семенова. Но служил ли здесь Семенов на самом деле, того не из чего не видно. А вероятнее, что назначение его изменилось. К этой поре Провинциальная канцелярия выпустила не один год содержав­шегося под ея арестом в холодной башне,[4] бывшего Ильинского заказщика Даниила Иванова Шергина. И 7 февраля 1738 года последовало определе­ние Преосвященного быть ему Шергину в Кяхтинской Торговой слободе при имеющейся там Никольской (первой придельной) церкви. Но и этот Даниил Шергин, истомленный долговременным заключением и душевными страда­ниями, не вполне удовлетворил Кяхтинцев, потому что не всегда был здо­ров, а между тем ему, кроме служения в церкви и исправления треб в са­мой Кяхте, предстояли разъезды по караулам верст на сто и более. Пред­ставив это на внимание Епископа Иннокентия, Кяхтинское купечество про­сило чрез Симона Свиньина определить в помощь Шергину второго свя­щенника, на себя принимая и его содержание, как и первого. Но Владыка в удовлетворении, за неимением в виду кандидата, должен был отказать. Симон Ильич был не без амбиции и не без упорства. Огорчившись отказом он послал просьбу об определении второго священника, в Синод. Но когда получил оттуда неприятный для себя ответ, что определять священников дело местного архиерея по его усмотрению, и что потому коммисару Свинь- ину и обременять св. Синод просьбою своею не следовало: то опять обратил­ся к Епископу Иннокентию с прежним настоянием, указав ему даже кан­дидата на священство в своем родственнике, иеродиаконе Посольского Мо­настыря Данииле Свиньине. Однако ж дело обошлось иначе. В Иркутске, при Троицкой Церкви исправлял причетническую должность выходец из Соливычегодска, диаконский сын, Василий Уфтюжанинов, человек пробой­ный. Он в 1741 году принес Преосвященному просьбу в такой силе, что делает быть посвященным во диакона, а назначить ему место служения предоставляет усмотрению самого Владыки. Следствием такого вызова было то, что его-то Преосвященный и определил вторым священником в Кяхту. Уфтюжанинов же до того сумел понравиться своим новым прихожанам, что, когда в 1746 году открылась необходимость послать его на служение в Селенгинск, то Кяхтинцы отправили нарочного к Преосвященному, уже вы­ехавшему из Иркутска, вслед его просьбу о возвращении им любимого па­стыря, и получили уже из Братской Пустыни, где остановился Преосвящен­ный Иннокентий за болезнию, предписание быть Уфтюжанинову по-прежнему в Кяхте.

Между тем старший священник Даниил Шергин, то ли умер, то ли по­ступил по вдовству в монастырь, только его не стало. При нем служил спер­ва дьячком, а потом диаконом в Кяхте, сын его Алексей Шергин. Этого диа­кона Алексея в исходе 1746 года Кяхтинские прихожане препроводили с своим заручным одобрением в Братскую пустынь к Преосвященному, прося рукоположить его во священника на место отца. Болезкующий Архипас­тырь просьбе удовлетворил и новорукоположенный занял в Кяхте второе священническое место. На первом остался Василий Уфтюжанинов, которо­му и было предписано в 1750 году от Иркутской Консистории освятить Храм Воскресения.

Заслуживает известности, хотя к сожалению, и позорной сын сего Ва­силия—Алексей Уфтюжанинов. Он был при отце пономарем. В последствии времени пожелал занять священническое место в Камчатке, и здесь обез- славил свою фамилию и свое звание. Он сшился с сосланным в Камчатку графом Бениовским, и сперва отдал ему в научение сына своего Ивана, а потом изъявил готовность бежать с ним за границу. Но вовремя открытый и схваченный Уфтюжанинов покончил тем, что попустил уйти с Бениовским своему сыну. Говорят, что когда Императрица Екатерина II изрекла всем замешанным в этом[5] деле всепрощение, беглец Иван Уфтюжанинов явился в Петербург и был Лейтенантом во флоте.

Имя иркутского кафедрального протоиерея Прокопия Васильевича Гро­мова (7.7.1801—31.8.1880) не значится на авторском месте публи­кации вышеприведенных историко-краеведческих разысканий в «Иркутских Епархиальных Ведомостях» (867, № 31, с. 391—403, № 32, с. 405—414; № 33, с. 419—421 и др.). Но принадлежность их именно его перу устанав­ливается уже из подписанного им примечания, отсылающего читателя к «Историко-статистическому, описанию камчатских церквей» (с. 49—51), из­данному и распространяемому автором. Подтверждается это и самой сутью, повторяющейся в этих двух работах, а также в исследовании «Управление Святителя Иннокентия» (Прнбавл. к Иркутск. Епарх. Ведом., 1864, № 27, с. 432), информацией о причастности сына и участии внука кяхтинского священника в знаменитом побеге в 1771 году с Камчатки ссыльного Бениовского. Да и сама тема истории духовной жизни Кяхты была неотъемлемой частью того, чем много и плодотворно занимался забытый сегодня историк и краевед Восточной Сибири Прокопий Громов.

Он был сыном иркутского священника, тоже получившим духовное об­разование. Учился в Иркутской духовной семинарии, а затем в Московской духовной академии, которую закончил со степенью кандидата богословия. Преподавал потом в своей семинарии церковную историю и еврейский язык. По духовным делам объезжал Забайкальский край и границу, побывал и в Кяхте. В 1833 году определен настоятелем в камчатский Петропавловский сбор и благочинным всех камчатских церквей. Свое очень нелегкое путе­шествие туда он пишет потом в повествовании «Путь от Иркутска в Кам­чатку» (Прибавл. к Иркутск. Епарх. Ведом., 1869, МЬ№ 4, 5, 9, 12, 16—18, 20, 21). Возвращаясь оттуда в 1846 году, он откроет в Охотске преподава­ние Закона Божия и, одновременно, изучит местный церковный архив.

О его увлечении в камчатский период он расскажет и сам в интересней­шем очерке «Таинственные брадатые люди» (Прибавл. к Иркутск. Епарх. Ведом. 1867, № 51, с. 661): «В годы служения моего в Камчатке, при пе­ремежке текущих дел, моим любимым занятием было пересматривать та­мошние архивы». Отсюда же выявляются основания для установления его авторства во многих публикациях по истории православия в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке, в том числе, и написанного по его охотским разысканиям очерка «Епископ Иннокентий Нерунович. Церковь в Охотске. Церковь в Камчатке» (Прибавл. к Иркутск. Епарх. Ведом., 1867, №№ 43— 45). Под тем же общим названием и в том же издании он продолжит пуб­ликацию своих исторических материалов о назначении второй духовной миссии на Камчатку (1868, №№ 47, 50, 51; 1869, № 22; 1874, №№ 30, 32, 41, 43, 49).

В 1851 году он избран членом Императорского Русского географическо­го общества, а в 1862-м станет редактором «Иркутских Епархиальных Ве­домостей»— только что созданной газеты, и будет им до 1871 года. Именно с этим изданием связана большая часть его значительного творческого на­следия. Только просматривая подшивки этой газеты, времени его редак­торства, можно оценить огромный подвижнический труд его, как знатока и исследователя архивов Иркутска, Камчатки и других. И, конечно, как та­лантливого писателя, историка и краеведа. Он обладал большой общей эру­дицией и удивительной работоспособностью, что в сочетании с любовью к родному краю, помогло ему выявить, осмыслить и донести до читателя уже в то время забытый пласт истории христианства в Восточной Сибири и на Дальнем Востоке. Почитая, видимо, нескромным для редактора ставить ав­торскую подпись на всех многочисленных очерках своего исторического се­риала, он публиковал их не подписывая. Но авторство его выявляется уже из примечаний к очеркам, ссылок на его публикации в «Трудах Киевской Духовной академии» (1861, янв., фев.). Главное же подтверждение — это отдельно изданная им книга «Начала христианства в Иркутске и святый Иннокентий, первый Епископ Иркутский, его служение, управление, кон­чина, чудеса и православие» (Иркутск, 1868, 408 е., прил.), куда вошла первая часть очерков газетного сериала.

Все это важно вспомнить еще и потому, что статьи и книги протоиерея Прокопия Громова — это практически не используемая пока сегодня энци­клопедия обширнейших исторических и краеведческих сведений, в том чис­ле по Забайкалью. Летописно-энциклопедический и по форме тоже харак­тер носит и другой его газетный сериал—«Первый, Первая, Первое в Иркут­ске» (1878, 31, 35, 39, 41—43, 46, 48, 50, 52; 1879, №№ 6—9, 11 — 19, 21—24, 27), опубликованный уже после оставления им редакторства, перед самой кончиной. В этом единственном в своем роде своде памятных дат, событий и деятелей содержится немало сведений прямо или косвенно связанных с Забайкальем.

Примером острой публицистики протоиерея Прокопия Громова служит «Копия с ответа Церковно-Общественному Вестнику на № 38—39» (1879, >?№ 47—49), где он опровергает нарочитые вымыслы относительно Еписко­па Михаила II и подтверждает вопиющие злоупотребления иркутского губер­натора Н. И. Трескина и его клевретов.

Он получит всеобщее признание не только как авторитетный церковный деятель, педагог, историк и краевед. В 1872 году иркутское общество из­брало его гласным городской думы, эту обязанность он будет нести четыре года. О его заслугах свидетельствуют многие церковные и гражданские на­грады, в том числе, четыре наперстных креста разного достоинства; ордена св. Анны 3-й и 2-й степеней, знак ордена св. Анны 2-й степени, украшен­ный императорскою короною: орден св. Владимира 3-й степени.

В огне известного иркутского пожара 1879 года сгорел его дом и боль­шая библиотека, в которой было и немало рукописей. Из 12-ти детей, пе­режили его только трое.

В некрологе Прокопия Громова назовут «честью и красою местного ду­ховенства, предметом живого сочувствия и глубокого уважения во всем граде нашем и во всем крае нашем» (1880, №№ 35, 37, 38, 52).

 


[1] Обо всем этом подробно изложено в № 33 Ирк. Епар. Вед. 1803 г.

[2] По распоряжению правительства Свиньин был прислан на Кяхту для закупки ревеня в 1737 году. Эта замечательная в свое время своею смышленностию и деятельностию, а также и борьбою с обстоятельствами, лич­ность и поныне живет в Иркутске в своем не громком потомстве по прямой линии и в боковом чрез родственные связи с почетным домом гр. Трапезни­ковых.

[3] В это время в Иркутск назначена из Петербурга следственная комис­сия, состоявшая из четырех чиновников под начальством полковника Ивана Вульфа для пресечения притеснений инородцам.

[4] Ирк. Епар. Ведом. 1865 г. № 30, стран. 444.

[5] Подробности можно читать в изданном мною описании Комчатских Церквей...

Протоиерей Прокопий Громов.


Отобрано для ВАС:

*