Казнь мясной диетой

 Синдбад-мореход из «Тысячи и одной но­чи», попав после кораблекрушения в незна­комую страну, спасся, как помнит читатель, потому что весьма умеренно ел то, что в изо­билии предлагали ему гостеприимные хозяе­ва. А его товарищи, потеряв чувство меры, погибли. Это сказка, а в древности на Восто­ке была такая форма смертной казни, когда осужденного сажали на мясную диету. При­мерно через месяц он умирал от отравления — быстрее, чем умирают от голода.

Так что изобилие продуктов питания, к которому мы все так стремимся, требует еще и высокой культуры потребления. Иначе бла­го может обернуться бедой. Не случайно в ряде стран сейчас стремятся производить новые продукты питания — «для здоровья», «органические» и «натуральные». Первые укрепляют психическое и физическое состоя­ние людей, повышают их сопротивляемость к современным стрессовым ситуациям, ин­фекциям, болезням. Такие продукты необхо­димы. Всегда ли мы едим и вкусно и здорово? И, наконец, третьи — натуральные, то есть если варенье, то на сахаре, а не на сахарине, и т. п.

Пищевая промышленность в рамках этой концепции ориентируется на выпуск «сба­лансированных» продуктов питания. Иначе говоря, учитывается не только калорийность, но и оптимальное сочетание всех компонен­тов, чтобы человек мог примерять к себе, к своему аппетиту и здоровью то, что он ест за обедом, ужином, завтраком.

Большое внимание уделяет мировая наука созданию белка неживотного про­исхождения: из сои, люцерны. Разрабатыва­ются, в частности, продукты, названные «по­хожий на мясо» («81пш1а1ес1 Меа1з») и «равно­ценное мясо» («Меа! Апа1о§еа»). Рассчитыва­ют, что по своей полезности и вкусовым ка­чествам заменители почти не будут уступать натуральному бифштексу. Что же касается себестоимости, то единица белка в новом продукте в пять раз дешевле, чем в мясе, в четыре раза, чем в яйце, в два с половиной раза, чем в молоке.

В ходе реализации Продовольственной про­граммы мы, естественно, не можем не учи­тывать мировую практику, научные поиски оптимальных решений проблемы рациональ­ного питания трудящихся. Очевидно, двигаться вперед в убеждении, что чем больше потребляешь, тем лучше живешь, нельзя. Ведь и сейчас уже есть основания для беспо­койства. Обследования ряда областей Со­ветского Союза показали, что чрезмерной пол­нотой страдают 50 процентов женщин, 30 процентов мужчин и 10 процентов детей. Причина общая — едят калорийную пищу в количествах, превышающих энергетические затраты организма.

Итак, безудержный рост потребления про­дуктов не может быть для нас ориентиром хотя бы по соображениям медицинского, физиологического порядка. Приведу для раз­мышлений еще несколько цифр. В Норвегии сейчас мяса потребляют примерно 42 кило­грамма на человека, в Швеции около 57 кило­граммов — столько же, сколько и у нас. А в Норвегии, значит, мяса едят меньше, чем мы. И никто от этого не страдает, поскольку раз­ницу компенсируют рыбой и овощами.

Нелишне напомнить, что на производство одного килограмма говядины надо израсхо­довать, как показывает мировая практика, до восьми килограммов различных кормов, для получения килограмма птичьего мяса — два с половиной килограмма, а для того, чтобы откормить в прудах того же карпа, достаточ­но одного килограмма соответствующих кор­мов. И это не досужие домыслы. В Белгород­ской области, где в последнее время очень успешно развивается прудовое хозяйство, в магазине можно запросто купить свежую ры­бу. Если такой опыт широко распростра­нить в других районах, представляете, ка­кое огромное значение имело бы это для всей стратегии развития продовольственного ком­плекса!

Известно, что в нашей стране развитие сель­скохозяйственного производства ориенти­руется на так называемые научно обосно­ванные нормы питания. Мясная норма, в частности,— 82 килограмма в год на человека. Не могу оспаривать научную обоснованность этих норм, хотя мне и не удалось найти ни­каких доказательств того, что человек, со­блюдающий их, живет при прочих равных условиях дольше, болеет меньше, чем тот, кто ими пренебрегает. Но дело даже не в этом. «Научно обоснованная норма» того же мяса существовала у нас и тогда, когда мы потребляли вполовину меньше, чем она пре­дусматривала, а со сбытом были серьезные трудности, хотя «научная» норма требовала производить быстрее и больше. Достаточно ли надежен ориентир?

Чтобы разобраться с этим, вернемся к во­просу о том, почему 41 килограмм мяса на душу населения — много, а 57 — мало.

Происходит это, конечно, же, не потому, что у людей улучшился аппетит. Просто ре­альные доходы населения в последнее время стали стремительно расти. По сравнению с 1965 годом они увеличились в два, а по срав­нению с 1970-м — в полтора раза. Причем быстрее всего росли доходы в менее обеспе­ченных семьях. Если в 1965 году лишь у че­тырех процентов населения доходы превы­шали 100 рублей в месяц на каждого члена семьи, то в 1981-м — более чем у половины! Реальные доходы колхозников теперь отста­ют от доходов рабочих и служащих не на четверть, а на одну пятую. Эти факты, взя­тые сами по себе, конечно, весьма отрадны. Если бы... Если бы производительность труда росла хотя бы вровень с его оплатой.

Обратим внимание на такие цифры. Опла­та одного человеко-дня в колхозах и совхо­зах увеличилась с 1965 года в два раза, а уро­жайность, например, зерновых выросла с 13,7 центнера до 16. То же самое и в животно­водстве. Удой на корову вырос с 1853 кило­граммов до 2094. И это лишь продуктивность живого труда. Если же учесть еще и рост затрат овеществленного труда — стоимость новых машин, зданий, оборудования (а это единственно правильный способ подсчета производительности труда), то разрыв ока­жется еще большим.

Отстает рост производительности труда от роста его оплаты в некоторых других отрас­лях народного хозяйства.

И вот что произошло. Зарплата выросла, особенно у низкооплачиваемых работников. А в экономике действует так называемый закон Энгеля: большая часть прироста в зар­плате низкооплачиваемых всегда и везде рас­ходуется в первую очередь на улучшение качества питания. К прилавкам мясных и молочных магазинов потянулось множество людей с большими запросами, и деньгами они располагали такими, каких никогда рань­ше не имели. А к этому времени производ­ство животноводческой продукции хотя в целом и выросло, но не на столько, чтобы уравновесить спрос на нее. Тем более, что существенно сократилось поголовье скота в личных хозяйствах трудящихся. Так, круп­ного рогатого скота стало меньше почти на 6 миллионов, причем коров —- почти на 3 мил­лиона, свиней стали держать меньше почти на 2 миллиона с лишним, овец тоже. К тому же рост доходов у сельских жителей привел к снижению товарности их хозяйств — многое из того, что раньше продавали горожанам, начало оставаться на селе. Более того, сам крестьянин стал появляться в городских магазинах как покупатель сельских продук­тов.

Вот по всему этому и возник тот разрыв между спросом и предложением, о котором говорилось на майском (1982 года) Пленуме ЦК КПСС, принявшем Продовольственную программу.