78.

Тобольскъ 29 Октября 1820.

Здравствуй, любимица счастія! Надобно иметь много здраваго разума, чтобъ тебе, любезная моя Елисавета, назвать себя симъ именемъ. И однако же это справедливо; но справедливо въ такомъ смысле и въ такомъ образе мыслей, который не многіе понять могутъ. Столько-то внешнее можетъ быть въ противоположности съ внутреннимъ; столь высокъ и независимъ духъ человеческій; столь

мненія наши разнятся съ переменою точки зренія. Дай Богъ, моя милая, чтобъ сей образъ мыслей былъ всегда твоимъ. Онъ совершенно справедливъ и всегда будетъ ангеломъ-хранителемъ твоего счастія. Пропасти, къ коей судьба тебя подвела, я не совсемъ верю и думаю, что это была не пропасть,а просто небольшой ровъ или яма; искушеніе, опытъ знакомства съ собственнымъ своимъ сердцемъ, опытъ драгоценный, если ты умеешь изъ него сделать употребленіе: ибо слепота действительно даетъ цену зренію. Какая тема для будущихъ нашихъ разговоровъ и размышленій.

Сегодня только наконецъ у насъ зима стала. Жоржъ мне сказывалъ, изъ твоего письма, что Елисавета Карловна осталась жить на даче. Что значитъ это уединеніе: я боюсь за нее и за детей ея.

Зять Мыльникова, Неупокоевъ, мне знакомъ. Онъ не глупъ и говорить умеетъ. Онъ былъ въ числе притесненныхъ и следовательно мне пріятель.

Прощай, моя милая, Господь съ тобою. Тысячу поклоновъ милой маме.

79.

Тобольскъ б-го Ноября 1820.

Мы съ тобою, любезная моя Елисавета, столько пережили страховъ, что не могу я страшиться простуднаго твоего припадка. Мерцъ и Марья Карловна одни пусть трусятъ; это ихъ дело.

Изъ Пензы я получаю письма почти въ 12 дней. Тамъ худой урожай и деревня наша на сей годъ не дастъ и третьей части дохода. Самые богачи тамошніе вздыхаютъ и перестаютъ курить вино. Это впрочемъ пройдетъ; надобно только уметь перенести: ибо тамъ редко неурожай бываетъ два года сряду. Дядюшка твой Кузьма хочетъ служить въ Пензе; такъ она ему понравилась и такъ худо понимаетъ онъ свое положеніе. Впрочемъ если въ самомъ деле здоровье его поправилось, или поправиться можетъ: то нетъ большой трудности тамъ его пристроить.

Вотъ одинъ изъ техъ дней, когда писать кажется нечего и какъ ни тяни, мысли не развиваются. Прощай, моя милая; Господь съ тобою.

80.

Тобольскъ 13-го Ноября 1820.

Почта еще не пришла; но въ заменъ того сегодня явился ко мне Бутацъ съ твоими письмами отъ 16-го го Іюля. Предсказаніе твое совершилось; я не только ему улыбнулся: но нашелъ въ лице его пріятность; таково очарованіе твоихъ писемъ или лучше сказать такъ цветъ нашихъ идей отражается обыкновенно на все предметы.

Но вотъ и почта; вотъ и письмо отъ 22 Октября. Следовательно все дела наши въ порядке; ты здорова: ибо ничего не говоришь о твоей простуде, а я веселъ и безъ заботы о тебе на целую неделю.

ІІредчувствіе твое не сбудется; никогда не будешь ты мне причиною горестей, да и никогда не бывала; что я разлученъ съ тобою, это вина обстоятельствъ; что забочусь о тебе, это вина моя, вина маловерія, недостатокъ преданности къ Промыслу, осііатокъ того прирожденнаго намъ чувства, по коему мы считаемъ, что собственная наша деятельность всё лучше бы расположила и что мы самому Богу въ судьбахъ Его весьма нужны.—Глупость!

Следовательно умей только быть счастлива, умей молиться и быть ребенкомъ Промысла и будь уверена въ совершенномъ моемъ счастіи.

Я получилъ съ Бутацомъ письмо Марьи Карловны и твои счёты. Денегъ вышло действительно много; но что же делать? Ничего, кажется, нетъ расточительнаго; впрочемъ все сіе мы устроимъ лучше, когда будемъ вместе.

Марья Карловна пишетъ о библіо теке. Дело не совеемъ несбыточное; но его, какъ и множество другихъ делъ должно отложить до свиданія. Темъ или другимъ образомъ я найду способъ устроить сію библіотеку.

Прощай моя милая; Господь съ тобою.